Перекури, Сизиф!

Те прочитанные давным-давно книги, наверное, и спасают теперь. Ограждают хоть немного от всепроникающего ужаса. Потому что научили размышлять о чем угодно. В том числе — и о смерти. И размышление под конец — как наркотик…

Но в последнее время рыхлые и ни к чему не обязывающие размышления все чаще бесцеремонно прерывает нечто совершенно иное — грубо конкретное, с острыми, зазубренными краями. И это зазубренное и бесцеремонное совершенно отчетливо принадлежит реальному миру. Конкретно — внучке моей, которая, скорей всего, как говорится, ни сном, ни духом…

Как она, бедная кровиночка моя, дальше будет, потом?!

До чего ж все ясно и просто было раньше, до чего ж муторно теперь. Но Боже упаси, чтоб я мечтал о возврате к прежней ясности и простоте…

Хотя, вообще-то, какая сложность?..

Я, конечно же, далеко не богач. Где уж мне. Но даже в невозможной российской реальности, если достаточно долго жить и стремиться хотя бы к подобию материального благополучия, неизбежно к концу жизни что-то скапливается — не проеденное, не пропитое, не пущенное на ветер…

Итак, я владею двухкомнатной квартирой, которая с некоторых пор, слава Богу и реформам, имеет конкретную рыночную стоимость.

Еще владею я кирпичным гаражом в длинном ряду таких же гаражей и автомобилем, вполне годным для довольно длительной эксплуатации, но если его не эксплуатировать, то можно, как и квартиру, продать за существенную для нашей местности сумму.

Наконец, имеются еще кой-какие сбережения, на которые можно меня не только прилично похоронить, но и еще изрядно останется…

Словом, у меня есть что оставить наследникам. И они тем самым вправе рассчитывать на наследство, хотя применительно к нашей местности данное словцо все еще звучит несколько странно.

И уже давно существует мною собственноручно и в твердой памяти написанное завещание — не только заверенное должностным лицом, но и устно, если так можно выразиться, утвержденное наследниками. И, собственно, текст завещания мне Верка продиктовала под одобрительнее молчание Надьки. И Боже упаси, чтобы я был чем-то недоволен, наоборот, я сам настоял на том. А то они бы обе так и не решились до самого конца.

И, разумеется, нет в моем завещании ни слова про внучку, потому что на момент составления ее как бы не было. Но теперь-то она есть. А покоя, соответственно, нет…

Будь я более тверд духом и менее отягощен комплексами, как теперь принято называть совесть, мне было бы существенно легче. Хотя совсем легко в подобных ситуациях бывает, наверное, только бомжам и безродным миллиардерам.

Но я — отягощен и нетверд. Как-то моя жена покойная пеняла, мол, внуков порчу, мол, надо почаще говорить слово «нет». Наставляла меня жена самым банальным образом и в самых банальных выражениях. И я заорал в сердцах: «Черт подери, я так устроен! Покопайся в памяти — я когда-нибудь, кому-нибудь, кроме себя, говорил „нет“?!» И мы с ней вместе в тот момент с немалым изумлением обнаружили, что да, действительно, ни в одном существенном случае я не находил в себе силы категорически отказывать близким людям…

Или взять да принять решение? Втихомолку! Вариантов-то, собственно, всего два — переделать бумагу или оставить все, как есть.

Будь мы не в российском захолустье, а там, в иной цивилизации, я бы не мешкая «скинул на пейджер моему адвокату» или банально позвонил бы, и он бы мгновенно примчался, и мы бы все моментально обтяпали, обделали бы все…

А лучше бы помереть немедленно — так терзает эта зазубренная мысль!..

Нет, нельзя помереть. Надо сделать. Надо сделать для внучки то немногое. Невозможно не сделать. Не подыхать же последней скотиной…

И ведь она, Ленка, ну, хоть бы полслова! Ну, сказала бы, например: «Да плюнь, деда, не мучай себя, я ведь не из-за барахла твоего к тебе пришла, я просто люблю тебя, и все! И не надо мне ничего. Потому что не наследство приносит счастье, может быть, гораздо чаще случается наоборот…»

Ага, раскатал губу, так она и скажет. Жди…

Но, может, она и впрямь — ни сном, ни духом? Вообще — никаких таких мыслей? Нет. Не на облаке живем. И не настолько уж она глупенькая. Настолько глупеньких в природе но бывает.

Наверняка мысли о наследстве девчонку посещают. В идеальном случае она пытается их прогнать, но так они и разбежались в ужасе. А может, и не пытается — с чего бы, собственно? Все ж родня. А то, что дедушка долгие годы был сволочью, дает дополнительные моральные преимущества…

Однако ни за что и никому не поверил бы, что исключительно ради корысти пришла в мой дом моя несчастная внученька, — просто пришла, потому что позвали, потому что, как и я, не умеет говорить нет. Потому что дедушки у ней никогда не было и захотелось узнать, что это такое. А потом само собой стало думаться. Как, скажем, о случайной находке, которую не искала, однако, если кто-то обронил, глупо же пройти мимо и не подобрать. Невелик прибыток, но в хозяйстве, где отродясь не было излишков, сгодится…