Перелетная элита

– Об этом шел разговор в ноябре 2013 года на Российском литературном собрании, где присутствовал и выступал президент России Владимир Путин…

– Мероприятие было солидным, с участием нескольких сотен писателей и поэтов, а также издателей, филологов, переводчиков, библиотекарей. Всех те, кто связан со словом и чтением. Но на собрании почему-то председательствовали не «инженеры человеческих душ» и даже не библиотекари – хранители наследия, а потомки классиков – Лермонтова, Достоевского, Толстого, Шолохова, Пастернака. И даже вдова Солженицына. Это было так же странно, как если бы министр обороны Сергей Шойгу проводил военный совет во главе с потомками Суворова, Кутузова, Жукова или Рокоссовского. Генетическая преемственность – дело хорошее, но к творческому процессу отношения почти не имеет.

На Российском литературном собрании я предложил принять закон о творческой деятельности и творческих союзах и создать единое литературное общество, объединившее писателей, библиотекарей, учителей, издателей. Такие перспективы обсуждались, и президент был согласен, но до конкретики дело так и не дошло.

– Поговорим о вашем творчестве. Но прежде – о стиле работы писателя Полякова. Какой вы человек по натуре? Встаете ранним утром, хлебнули чайку или кофейку – и сразу за письменный стол?

– Я давно приучил себя к ежедневному литературному труду. Бывают дни, если можно так выразиться, креативные. Когда настроение хорошее, слова слушаются, текст льется на бумагу. Но случается, дело не идет. Тогда оставляю основную работу – роман, пьесу – и занимаюсь чем-то другим. Например, редактирую текст или берусь за литературный дневник, который, между прочим, веду почти десять лет.

– Интересно! Все началось с какого-то события?

– Я был членом Совета по правам человека при Президенте России и на одном из совещаний стал свидетелем диалога двух Владимиров Владимировичей – Путина и Познера. В этом словесном поединке президент просто классически посадил в калошу своего оппонента. Речь, помнится, шла о работе и степени свободы французского телевидения.

Затем – перерыв, народ собирается группками, что-то обсуждает. Прохожу мимо и вижу Познера в окружении «поклонников». Слышу восклицания, общий смысл которых сводится к тому, как ловко телеведущий «срезал» президента.

Я понял, что вскоре эта «легенда» разлетится по всей мыслящей кухонной Москве, и все будут восхищаться «подвигом» Познера. Хотя все было с точностью до наоборот…

В то время, а это было в 2007-м, и появилась идея вести дневник. Я довольно часто бываю на серьезных мероприятиях, в том числе с участием высших лиц государства. Информация о подобных встречах бывает либо скудная, либо, как в упомянутом случае, искаженная. И потому я решил стать летописцем… Заодно и про свои дела записываю. Как идет работа над романом или пьесой. Как худрук театра в хамской форме вернул мне пьесу за то, что накануне в передаче Соловьева я произнес слово «патриотизм», как чуть не дал в морду издателю, утаившему часть моего гонорара…

– Вы намерены издать этот дневник?

– Опубликую после смерти. Это не роман, не повесть, и к финалу я не спешу. Дневник хочу писать как можно дольше. Во всяком случае, надеюсь.

– Хочу вспомнить вашу последнюю книгу – «Любовь в эпоху перемен». Нередко писатель наделяет главного героя чертами своего характера. Много ли от главного редактора «Литературной газеты» Юрия Полякова в Геннадии Скорятине, главном редакторе газеты «Мир и мы»?

– Не больше, чем в Болконском – Льва Толстого и в Раскольникове – Достоевского… Какой-то журналистский опыт в романе я использовал, но жизненная позиция Скорятина принципиально отличается от моей. Если он подчинился либеральной диктатуре ради жизненного успеха, то я не стал плыть по течению – придя в ультралиберальную «Литературную газету», я стремился сделать ее изданием, ориентированным на традиционные ценности.

Рад, что роман пользуется большим спросом. Это я ощущаю на встречах с читателями, сужу по их письмам, да и расходится он хорошо. Книга уже довольно долго остается лидером продаж в номинации «Современная проза». Основной тираж давно раскуплен, было уже несколько допечаток.