ЭДИК. От меня? Блондина? Мечтательница ты моя! Прости, Наденька, прости…
МИХАИЛ. Погоди, лейтенант, что-то тут не так. Если тебя из «Россомона» комиссовали, как ты здесь-то оказалась?
НАДЯ. Сама удивляюсь. Позвонил генерал Строев, сказал, есть одноразовое задание – зачистить наркодилеров. Обещал хорошо заплатить. Я согласилась. Эдик в «Доброморе» едва держится. Тренер говорит, таких работничков самих травить дустом надо.
МИХАИЛ. Странно. Почему он именно тебе предложил?
НАДЯ. Не знаю.
МИХАИЛ. Я, кажется, понял. Ты зачистишь нас, а они – тебя.
НАДЯ. Нет!
СОНЯ. Похоже на правду.
МИХАИЛ. В списках не значишься. От тебя легче избавиться. Концы в воду!
ЭДИК. Я всегда знал, что мы живем в антинародном государстве.
НАДЯ. Ну почему, почему?! Я честно выполняла приказы, пострадала. А теперь от меня хотят избавиться. За что?
СОНЯ. У каждого насекомого свой «Добромор».
НАДЯ. Человек – не насекомое.
МИХАИЛ. Я тоже раньше так думал. Хочешь отомстить?
НАДЯ. Хочу. Сволочи!
МИХАИЛ. Нет проблемы.
НАДЯ. Что это?
МИХАИЛ. Нажимай, не бойся! Это ядерный чемоданчик.
НАДЯ. Тот самый? А говорили, наркотики, героин…
МИХАИЛ. Это гораздо лучше. Можно стать Богом. На миг. Он создал мир, а ты уничтожишь. Подумай, лейтенант!
ЭДИК
СОНЯ. Да? Я как-то раньше не замечала.
НАДЯ. Откуда у вас чемоданчик?
МИХАИЛ. Таскал за президентом. А потом себе забрал.
НАДЯ. Тоже хочешь отомстить?
МИХАИЛ. Да! Присоединяйся! Вместе веселее…
ЭДИК. А мне можно примкнуть?
МИХАИЛ. Кому мстить будешь?
ЭДИК. Человечеству и тренеру.
МИХАИЛ. Попробуй, если ты и в самом деле Супер-штейн!
ЭДИК. Да, да, да! Я ненавижу мир, который не понимает, что в театре можно абсолютно всё, что лучший спектакль – это пустая сцена, не оскверненная пошлой декорацией, что только уничтожая искусство, мы возрождаем его для новых смыслов, что, сквернословя, мы очищаем душу от мерзости животного низа, что, богохульствуя, мы приобщаемся к трепету чистой веры!
МИХАИЛ. Непонятно, но убедительно.
ЭДИК. Куда нажимать?
МИХАИЛ. Сюда.
СОНЯ. Стой! Ты что делаешь! А как же Федя? Он никогда не вырастет, не выучится, не выберет профессию, не влюбится, не женится, не родит детей…
МИХАИЛ
СОНЯ. Наверное, ты прав. У Феди никогда не будет дочери, и она не променяет искусство на семейную поденщину и парное одиночество. Я с вами!
МИХАИЛ. Ну, кто нажмет?
ЭДИК. Одному страшно. Давайте вместе!
МИХАИЛ. Правильно. Мы, русские, соборный народ!
ЭДИК. Мы, евреи, тоже!
НАДЯ. Жалко…
МИХАИЛ. Чего тебе жалко, лейтенант?
НАДЯ. Цветов. Они такие красивые. Особенно – ромашки.
СОНЯ. Эдик, для снайпера твоя жена слишком поэтична.
ЭДИК. Да? Я как-то не замечал раньше.
МИХАИЛ. Что, цветочница, передумала?
НАДЯ
МИХАИЛ. Жмем все разом на счет «четыре».
ЭДИК. Почему четыре?
МИХАИЛ. Ну, нас же четверо. Раз!
НАДЯ. Два!
ЭДИК. Т… т… три…
МИХАИЛ. Ну!
СОНЯ. Не могу… Снова о Феде вспомнила.
НАДЯ. Я тоже передумала.
МИХАИЛ. Из-за ромашек?
НАДЯ. Мы лучше усыновим кого-нибудь.
ЭДИК. Я тоже не хочу. Жизнь не так уж и плоха.
Когда выходишь на поклон, а зал похож на луг, покрытый ночной росой…
СОНЯ. Почему росой?
ЭДИК. Это блестят слезы зрителей. Нет!
МИХАИЛ. Трусы! Интеллигенция болотная! Беру командование на себя. Раз, два, три, четы…
ПРАВДОМАТКИН. Одну минуточку!
МИХАИЛ. Ты откуда?
ПРАВДОМАТКИН. Из мусоропровода.
СОНЯ. Тараканов там много?
ПРАВДОМАТКИН. Жуть!
СОНЯ. Я так и знала.
МИХАИЛ. Отставить! Человек по мусоропроводу не пролезет.
ПРАВДОМАТКИН. Человек не пролезет, а журналист везде пролезет.
МИХАИЛ. Ах, ты журналист? Как звать?
ПРАВДОМАТКИН. Захар Правдоматкин.
ЭДИК. Врет! Таких фамилий не бывает.
МИХАИЛ. Разберемся. Тебя Строев заслал?