Перелетные птицы

Ладонь его была горячей и липкой. Сергей взял Персиянцева за кисть, чтобы пощупать пульс, и заметил у него на пальце обручальное кольцо. Его охватило такое неимоверное чувство облегчения, что захотелось рассмеяться. Теперь он мог быть даже великодушен с графом. Теперь этот гордый аристократ зависел от него! Эта мысль была не лишена приятности. Наскоро осмотрев больного, Сергей сказал:

— Поговорим позже, граф Алексей. Придется прочистить вашу рану в операционной, если мы не хотим потом бороться с лихорадкой. Я пришлю сиделку и наведаюсь к вам позже.

Он позвал Нину, дал ей указания, потом снова повернулся к Алексею.

— Нам нужно знать, как связаться с вашей женой. У нас такой порядок.

Алексей поерзал на койке.

— Сергей, мы не могли бы поговорить без свидетелей?

Ефимов с неохотой повернулся к Нине и кивнул на дверь.

Та, бросив любопытный взгляд на мужчин, вышла из палаты.

Сергей стоял у койки и ждал. Граф Алексей женат, и Надя в безопасности, но ненависть к этому аристократу засела слишком глубоко, и доктор не мог ее преодолеть. Пока он смотрел на этого больного человека, пробудившаяся злость росла. Из-за Персиянцевых погибли отец и Вадим. Если бы не Персиянцевы, его любимая Эсфирь сейчас была бы с ним, а не мучилась бог знает где. И он не был бы лишен любви. Какое право имел Алексей избежать суда большевиков, выжить и объявиться здесь, во Владивостоке?

— Моя жена умерла, Сергей, — хрипло прошептал граф. — Ее похоронили в Чите. Она умерла во время родов. Ребенок тоже не выжил.

Радостное ощущение как рукой сняло. Сергей даже не смог заставить себя произнести слова сочувствия.

Алексей продолжил:

— Мои родители хотели, чтобы я женился на ней. После того как они погибли, я почувствовал, что должен выполнить их желание.

Не дождавшись ответа, граф заговорил снова:

— Сергей, я всегда любил вашу сестру! Как бы мне хотелось увидеть ее снова! Она… Она здесь, с вами?

Но Ефимова было не так легко провести. Алексей, если бы хотел, мог жениться на Наде задолго до смерти родителей. «Он что, меня за идиота принимает?» — со злостью подумал Сергей и с издевкой в голосе произнес:

— И как это вы вдруг забыли, что моя сестра не аристократка? У нас кровь, знаете ли, не голубая!

Алексей беспокойно пошевелился.

— Я заслужил упреки. Но что бы вы ни думали, знайте: я никогда и никого не любил, кроме вашей сестры. Война — суровый учитель. Я повидал много несчастий на фронте и понял: наша жизнь — как тонкая ниточка, разорваться может в любой миг. Я бежал в Сибирь, шел за Колчаком в Иркутск, потом попал в Читу и Владивосток. А теперь я хочу увидеть Надю… Чтобы… Чтобы просить ее руки…

Сергей аккуратно сложил стетоскоп и поместил его в карман своего белого халата. Из другого кармана достал термометр и сунул его Алексею под мышку.

— Многие из нас разуверились и в царе, и в большевиках, — наконец сказал он, чтобы увести разговор от сестры.

Алексей заволновался.

— Те, кто поддерживал красных, заслуживают того, что получили впоследствии.

Сергей сжал кулаки. Какое право имеет этот жалкий аристократишка осуждать тех, кто и так поплатился за свои убеждения? У него возникло горячее желание высказать Персиянцеву, что тот не имеет права судить кого бы то ни было, но вместо этого Сергей произнес:

— Сиделка через несколько минут снова проверит температуру. Потом вас будут готовить к операции.

— Надя… Как она? — Голос Алексея дрогнул.

Сергей задержался и посмотрел ему в глаза.

— Надя вышла замуж за моего друга. Теперь она вдова с трехлетней дочерью.

— Что с ее мужем?

Сергей неожиданно понял — он не сможет открыть этому человеку, что отец, Вадим и Эсфирь пропали из-за Персиянцевых. И не потому, что не хочет, чтобы Алексей об этом знал, а из-за того, что это заставило бы его снова почувствовать связь с этой семьей и с этим молодым графом в частности. Он не вынес бы графского сочувствия. С трудом Ефимов заставил себя ответить:

— Его убили большевики.

Алексей, истолковав этот ответ по-своему, улыбнулся.

— Я удочерю девочку и буду любить как свою.

От обжигающего гнева в глазах Сергея помутилось, в висках застучала кровь. Испугавшись, что скажет или сделает что-нибудь такое, о чем потом будет жалеть, он стремительно вышел из палаты. У конторки Нины он написал несколько строк в карточке Алексея и развернулся, чтобы выйти.

— Нина, я вернусь через час. Мне нужно подышать свежим воздухом.