Перелетные свиньи. Рад служить. Беззаконие в Бландинге. Полная луна. Как стать хорошим дельцом

— Коротенький, жирный? — нервно спросил он, припомнив представителя фирмы «Хикс и Адриан», которой он задолжал за рубашки и носки.

— Что ты! — сказал какой-то голос за его спиной. — Я бы назвал его изящным.

— Ах, дядя Фред! — обрадовался племянник. — Я думал, это не вы.

— Нет, я. Дорогой Мартышка, я решился сюда зайти, зная, как ты мне рад. Мы, Икенхемы, не ждем в передних. Что ты пьешь? Закажи и мне. Артерии станут тверже, но что в этом плохого? Билл не здесь?

— Нет. Он поехал к себе.

— Ты его давно видел?

— Ну, тогда. Я дома не был. Ты хочешь меня угостить?

— Да. Если не теперь, когда же? Уезжаю в Бландинг.

— Что?!

— Встретил Эмсворта, просит помочь. У него, у бедняги, неприятности.

— А что такое?

— Что угодно. Секретарша терзает. Данстабл никак не уедет. Леди Констанс отобрала любимую шляпу и отдала добродетельным беднякам. Скоро доберется до охотничьей куртки. Да, и юные христиане!..

— Кто?

— Видишь, сколько у меня дел? Надо устранить секретаршу…

— Христиане?

— …переправить герцога в Уилтшир; сломить упорную Конни, вселить страх божий в юных христиан. Людям мелким это не по плечу. К счастью, я не мелок.

— Какие еще христиане?

— Ты не был в таком отряде?

— Нет.

— А теперь почти все бывают. Собираются шайками, в сельской местности. Так их и называют, Отряд Юных Христиан. Конни пустила их к озеру, разбили лагерь.

— Эмсворт их не любит?

— Их никто не любит, кроме матерей. Чего ты хочешь от Эмсворта? Отравляют воздух, орут, визжат, а на школьном выпуске сбили булочкой цилиндр.

Мартышка покачал головой.

— На выпускной бал цилиндр не надевают, — заметил он, припомнив, как пленительные дочки священников увлекали его на такие балы. Времена великой любви к Анджелике Бриско, когда он, сунув голову в мешок, позволил каким-то малолеткам гнать его и пинать, не стерлись из памяти. — Цилиндр! Нет, что же это такое!

— Его заставили. Ты же знаешь Конни.

— Да, тетя могучая.

— Чрезвычайно. Хорошо бы ей понравился Билл.

— Кто?

— А, я не говорил тебе? Билл едет со мной.

— Что?

— Эмсворт согласился. Едем завтра, в одиннадцать сорок пять.

Мартышка вскочил, чуть не опрокинув коктейль с лимонной коркой. Как ни любил он своего дядю, он полагал, что ради блага Англии его лучше бы держать на цепи.

— А, черт!

— Тебя что-то беспокоит?

— Нельзя так мучить Билла!

Лорд Икенхем поднял брови.

— Мой дорогой, при чем тут муки? Если ты считаешь, что молодому человеку не стоит быть рядом с любимой девушкой, у тебя еще меньше чувств, чем я думал.

— Да, конечно, девица там. Но что толку? Леди Констанс вышвырнет его через две минуты.

— Не думаю. Ты плохо себе представляешь тамошнюю жизнь. Это изысканный, аристократический дом, а не салун какой-нибудь. Никто его не выгонит. Воцарятся милость и мир. Жаль, что тебя с нами не будет.

— Мне и здесь хорошо, — сказал Мартышка, с ужасом вспоминая прежний визит. — Но когда леди Констанс услышит его фамилию…

— Она не услышит. Неужели ты так низко ценишь мой ум? К ней едет Катберт Мериуэзер. Я ему сказал, чтоб зубрил всю ночь.

— Все равно она узнает.

— Никогда! Кто ей скажет?

Мартышка сдался. Во-первых, он знал, что спор бесполезен, во-вторых — был доволен, что сотня миль отделит его завтра от приятного, но не полезного дяди. Ничего не попишешь, рано или поздно этот дядя выкинет что-нибудь жуткое, но, слава богу, в Бландинге, не здесь. Как верно поется в гимне, думал он, что покой и дивный мир доступны лишь тогда, когда семья — вдали.

— Что ж, — заметил он, — пойдем пообедаем.

Глава III

1

Ехать с лордом Эмсвортом в поезде было приятно и потому, что он сразу засыпал. Поезд, отвозивший его и гостей в Маркет-Бландинг, покинул паддингтонскую платформу в одиннадцать сорок пять, как и обещали знающие люди, чье слово — крепко; а в двенадцать десять он мирно посвистывал, хотя иногда и похрапывал. Тем самым другой граф мог безбоязненно беседовать с третьим, младшим пассажиром.

— Волнуетесь? — осведомился он, приветливо глядя на преподобного Катберта, ибо заметил, что тот время от времени дергается, как гальванизированная лягушка.

Билл Бейли шумно задышал.

— Вот так я волновался, — ответил он, — когда читал первую проповедь.

— Понимаю, — сказал граф Икенхем. — Конечно, ничто не воспитывает так, как пребывание в сельской местности под вымышленным именем, но волнуются многие. Мой племянник из мужественной семьи, а вы бы на него посмотрели, когда он ехал по этой самой дороге в образе некоего Бэзила! Помню, я ему сказал, что он — вылитый Гамлет. Дрожал, горевал, хотел вернуться. Я к таким вещам привык, люблю пожить под псевдонимом. В своем собственном виде — уже не то, как-то пресно. Но для новичка это сильное потрясение. Проповедь приняли хорошо?

— Ну, кафедру не свалили.

— Вы слишком скромны, Билл Бейли. Я уверен, что они падали в экстазе. Вот и сейчас все пройдет прекрасно. Вероятно, вы гадаете, что я замыслил. Сам не знаю, но вам полезно приглядеть за Арчи Гилпином. Он — художник, а вы знаете, как они опасны. Всякий раз, когда он предложит Майре пройтись к озеру, поглядеть на этих христиан, — крадитесь за ними. Ясно?

— Да.