Перелётный жених. Книга третья

Он освободил коня и повел в стойло. Серый шел покорно и уже не прихрамывал.

– А что, железные подковы вышли из моды? – Лев не собирался вот так запросто отказываться от талисмана. – Или прибивать их гвоздями слишком жестоко по отношению к лошадям?

– Не. Копыто жесткое, гвоздь войдет, как в доску и конь боли не почувствует. Просто в наши дни все труднее найти опытного кузнеца, а неопытный может так начудить, что хромота на всю жизнь останется, – Яша трижды постучал по дереву и сплюнул через левое плечо. – В любом деле должен быть прогресс. Телефоны становятся все более навороченными с каждым годом, а коней как ковали тысячи лет гвоздями, так и куют. Одному канадцу надоело смотреть на это, и он придумал эту пластиковую чудо-обувь. Удобно, сам видел – раз и готово. К тому же это еще и отличный индикатор. Если лошадь гонять с утра до вечера, нагружать сверх всякой меры, то пластик за неделю раскрошится. Это заставит любого фермера задуматься о том, что кони, в принципе, тоже люди, им нужен отдых и нормальные условия труда… Ладно, передохнули – и за работу. Тачку не забудь!

Часа полтора они чистили стойла, а потом Лев взмолился:

– Я больше не могу! У меня волдыри!

Он расковырял подкожный пузырек на ладони и дул в разверзшуюся ранку, демонстрируя бездонную глубину своего горя.

– Тут осталось-то всего ничего, – пожал плечами Яша. – Ладно, посиди в углу, я скоро закончу. Может, тебя песня подбодрит? – спросил он и, не дожидаясь ответа, затянул:

– Распрягайте, хлопцы, коней,
Та лягайте спочивать.
А я пийду в сад зелений,
В сад криниченьку копать.
Маруся, раз…

– Сколько раз слышал эту песню, а смысл всегда ускользает, – признался Лев. – Криниченька – это ягода такая? Или что-то типа репы, раз ее выкапывать нужно?

– Почему ты решил, что это обязательно съедобное?

– Там же в припеве чернявая дивчина рвет ягоды. Вот я и подумал, что главный герой тоже себе ужин обеспечивает.

– Не. Даже близко не угадал, – усмехнулся Яша. – Криница – это колодец.

– Да ладно, – Лев опешил и даже ненадолго перестал изображать страдания. – А на фига колодец ночью копать? Почему днем нельзя? В темноте же сложнее, не видно ничего.

Казак задумался, прокручивая в голове последующие куплеты песни.

– Так он же сюрприз готовил для любимой девушки. Она утром придет в сад, а там колодец. Обрадуется. Будет чаще туда захаживать, а не к общему колодцу, где сотни чужих глаз. Опять же, родители не накажут за то, что с казаком видится. Вроде как случайно встретились, он привел коней напоить, она с коромыслом…

– То есть, криница – это просто повод для свиданий в укромном месте?

– Ну да. На площади у колодца все как на ладони, за руку девушку возьмешь – сплетни пойдут. А в саду деревья, кусты, трава по пояс. С улицы не разглядишь, чем люди занимаются, хоть зацелуйтесь там.

– Прикольная схема, – одобрил Лев. – Но почему он в одиночку копает? Там же есть какие-то хлопцы. Наверняка, ребята крепкие, подсобили бы. По очереди копать сподручнее, устанешь меньше, и волдырей не будет.

Яша опять задумался, но потом раздраженно махнул рукой.

– Что ты привязался к песне? Хлопцы устали, они из похода вернулись. Допустим, несколько дней скакали без передышки. А может влюбленный сам отказался от помощи, хочет сам все сделать. Колодец – это же не только, чтобы с дивчиной познакомиться. От него для всех польза. За доброе дело его красавица и полюбит. Не сразу, конечно.

– Почему, не сразу?

– Сперва гордость показать надо, а как же…

Казак вывез тачку, полную навоза, вернулся и снова взялся за лопату.

– Гордость – она в любой ситуации важна, особенно, перед свадьбой. Ты же жених, сам должен понимать. Разве твоя невеста сразу на все соглашается?

– Нет, – ох, как же грустно это прозвучало.

– Вот и правильно, – Яша утер пот со лба рукавом рубахи. – Ты ее от этого только сильнее полюбишь.

– А она-то меня полюбит?

– Выкопай криницу – узнаешь.

Удивительно, как много мудрости в этих словах. Целый философский колодец. Чем глубже копнешь, тем больше подсказок обнаружишь. Лев задумался о своей разноглазой судьбе и вроде бы узрел правильный ответ, который пробивался, подобно роднику на дне ямы сомнений, которую каждый человек выкапывает себе сам. Но тут великая сермяжная правда с возмущенным треском порвалась на портянки.

– Эй, молодежь! Вам лишь бы потрындеть. Небось, о бабах? – Степан Пантелеевич расточал ароматы скипидара и крепкого табака-самосада. – Прадед мой на хуторе бражничать запретил, а должно бы еще и разговоры похерить. Допережь того в станицах, затевая всякое дело, собирались соседи погуторить. Садились за стол, в ногах же правды нема. А пустой стол – позор для хозяина. Ставили бутыль первача, закуску, а у всех кисеты с табачком – покурить охота. Часами просиживают, а дело не сподвигается. Под пустое балаканье я бы тебе обувку неделю ладил, а молча да без попойки… На-ка, примерь!