Переливание сил

Анестезисты Алла и Валя сидели на своем посту в головах больного. Одна сжимала и разжимала дыхательный мешок — она была дыхательным аппаратом; другая сидела у руки и то измеряла давление, то вкалывала иголку в трубку и вводила в вену лекарства. Алла качнет мешок раз, другой, третий, начинает чувствовать, что больной сопротивляется навязываемому Аллой ритму дыхания, значит, начинает восстанавливать свою самостоятельную деятельность, жизнедеятельность. А он сейчас должен быть полностью пассивным — все должно делаться за него, даже дышать. Больной не должен мешать хирургам работать — даже дыханием.

Начал мешать — Алла тут же: «Валя, еще листенон».

Валя возьмет лекарство из ампулы в шприц, из шприца — в трубку, из трубки — в вену, Из вены — по всему организму по сосудам, из сосудов — к мышцам, мышцы перестают двигаться, даже дышать — дыхательные движения прекращаются. Алле работа — хирургам легче.

Но сейчас хирургам делать нечего, они ждут результат тампонирования, результатов анализа. Сейчас пассивны они. Борис Дмитриевич либо молча обдумывает что-нибудь давно известное, либо начинает выдавать какую-то словесную лабуду, словесный шлак. Но на самом деле в голове все время стоит главный вопрос: «Что делать?»

Борис Дмитриевич. Коля, когда я смотрю на Валю, втыкающую свой листенон в вену, я представляю себе ее индианкой в лесах Амазонки, охотницей на ягуаров.

Коля. Почему? Ее иголку не сравнишь ни с копьем, ни со стрелою.

Борис Дмитриевич. Зато ее листенон вполне кураре.

Валя. Это почему, Борис Дмитриевич?

Она, по-видимому, не поняла и не знает, надо ли обижаться, и если надо, то за что, поэтому интонация неопределенная.

Борис Дмитриевич. Ну как свертываемость?

Лаборантка. Пока не свертывается. Три минуты.

Борис Дмитриевич. А потому, что листенон — средство типа яда кураре. Им индейцы пользовались. Намажут им стрелу, попадет он в кровь, мускулатура перестанет действовать — и привет.

Алла. У ягуаров не было меня. Я бы подышала за его мышцы минуты две-три, и ягуар снова был бы в норме.

Коля. Ты лучше сделай, чтобы этот был в жизни. Ну как свертываемость?

Лаборантка. Прошло только полминуты, как спрашивали.

Коля. Ну извини. Я уж думал, результат есть.

Борис Дмитриевич. Тебе быстрей результат. Ты пока подумай, поработай. Спортсмен.

Коля. Чего это вы, Борис Дмитриевич? Хочется результат знать конечный.

Борис Дмитриевич. Вот за это как раз... Подумай. Непонятно ничего. Непонятно отчего. Непонятно, что делать. Думай. А тебе результат да действия.

Коля пожал плечами и стал смотреть в окно. По молодости он не понял, что это якобы раздражение и сентенция — проявление растерянности, беспокойства и недоумения: «Что же делать?!»

Борис Дмитриевич. Как свертываемость?

Лаборантка. Пока не началось — пять минут.

Алла. А при чем тут спортсмен, Борис Дмитриевич? «Объединились, — зло подумал Борис Дмитриевич. — Стоит не так сказать, как уже все вместе». — И дальше вслух:

— А потому, что спортсмену интересны только результаты и победы, а путь к конечным результатам и победам неинтересен. Поэтому и спортсмен.

Коля опять молча пожал плечами.

Алла. Это мы уже слыхали: дорога́ не истина, а путь к ней.

Борис Дмитриевич. Ну и что. Послушай еще. Какая свертываемость?

Лаборантка. Никакой — восемь минут.

Борис Дмитриевич. Вот видите. Конечно, это свертываемость нарушена. А мы, как дураки, в живот полезли. — Он подошел к столу, приподнял салфетку на ране. — Конечно, и по краю раны немного сочится. Надо теплую кровь лить. Может, остановится.

Алла. Подождите еще немного. Мы перельем еще консервированной, аминокапронки. Посмотрим. Может, остановится. Подождите решать. Сколько минут? Началось, нет?

Лаборантка. Двенадцать минут. Нет свертываемости.

Борис Дмитриевич. Нет. Не надо ждать. Хуже не будет. А ждать будет хуже.

Алла. А что вы предлагаете? Где кровь взять?

Борис Дмитриевич. У меня. Первая и отрицательная.

Алла. Тогда давайте. Размойтесь пока, потом снова помоетесь. Девочки, приготовьте кровь брать.

Девочки приготовили. Борис Дмитриевич снял перчатки, закатал рукава халата, сел на стул рядом с больным.

Две сестры стали около. Одна взяла большую иглу, вколола ее в руку шефа, в вену. Полилась кровь. Набрала в шприц, передала другой, та ввела в вену больного. Затем еще. Так взяли десять шприцов.

Борис Дмитриевич. Ну как?

Лаборантка. Вроде бы начала свертываться. Размах стрелки поменьше. Но пока на этом уровне остается.

Борис Дмитриевич. Побегайте по отделениям. Может, у кого еще есть?

Алла. Да уж найдете, ждите! Один на больницу, и то хорошо.

Борис Дмитриевич снова помылся и опять подошел к больному.

Двадцать одна минута, а свертываемость так и не наступила.

БорисДмитриевич. Ладно. Все равно надо зашивать. И пойдем искать доноров с такой кровью.