Переливание сил

А потом много лет я не слыхал про эту болезнь. Уже в институте у меня был сокурсник, который каждый раз покрывался псориатическими бляшками, когда наступала экзаменационная сессия. Потом я видел этих больных, когда мы проходили кожные болезни. А теперь и у меня одна псориатическая бляшка.

Я, помню, рассматривал эту свою псориатическую бляшку и раздумывал, к чему она приведет меня. Пораздумав, я успокоился, потому что хоть псориаз и кожная болезнь, но вполне благородная и даже связана с нервными переживаниями, а на опасных местах у меня нет ничего, и главное, у меня нет ничего на руках, значит, ничто не угрожает моей профессии, а дело — превыше всего.

Через несколько дней у меня произошло непредвиденное на работе. Большую операцию, которую я делал первый раз в жизни, начальник почему-то назначил на понедельник тринадцатого числа. Я пошел к нему.

— Перенесите, пожалуйста, операцию Филиппова.

— Почему?

— Понедельник. Тринадцатое.

Начальник посмотрел на сидевших у него своих ближайших помощников и начал:

— Знаешь ли, дорогой мой, мы не можем ради блажи и чьего-то идиотизма нарушать общий порядок. Я был во многих странах, видел отделения крупнейших хирургов мира, но я нигде не видел, чтобы считались с подобной ерундой. Можно пойти многому навстречу, но нельзя ломать заведенный порядок. Операционное расписание — это святая святых нашего порядка, и путать его я не позволю. Я готов идти навстречу разным прихотям моих помощников, но все в меру. Я понимаю, если б ты сказал, что у тебя в этот день что-то, что заставляет тебя торопиться, например важное любовное свидание или день рождения. Но попустительствовать подобной ерунде — нет, этого не будет. Первое, с чем мы должны бороться в нашей больнице, это с ерундой и нарушениями заведенного порядка. Самое главное, чего мы должны добиться — это неукоснительное соблюдение порядка... — Он говорил, говорил, говорил... и закончил: — … состоится в назначенный день, и оперировать будешь ты.

Все молчали, и я молчал.

День операции приближался. Я не волновался. Я не доставал. В понедельник тринадцатого крови не было. Во вторник четырнадцатого ее привезли. Во вторник четырнадцатого я и делал эту операцию.

— Ты что ж думаешь, я дурак? Я не понимаю, что ты нарочно все это сделал? Нарушил расписание операций на всю неделю. Я никому не позволю нарушать мой порядок. Я могу и сам справиться с тобой, но я не хочу, и пусть это решает собрание. И дело не в собрании, я хозяин здесь, и окончательно я буду все решать, как и что с тобой делать, но сначала пусть тебя покатают на собраниях. Интересно, что будешь ты говорить? О суевериях, да? Я на всю больницу подыму тебя на смех. И не думай, пожалуйста, что я сам не могу справиться. Я и не могу, да и не хочу тебя выгонять, но глумиться над моим порядком не позволю.

А потом, я помню, было собрание, посвященное трудовой дисциплине, и выступили все по велению сердца и шефа и поносили меня за недостойное врача суеверие, сломавшее порядок операционного расписания.

А потом выволокли меня на трибуну и стали требовать объяснений. А начальник сидел, посмеивался и подмигивал мне и шептал даже, что он мне покажет пользу порядка, и я знал, что после меня выступит он и, что бы я ни сказал, он все с блеском опровергнет, потому что говорить он умел и любил.

И я стал говорить, что не понимаю, о каких суевериях они говорят, просто не было нужной крови в достаточном количестве, и что я также осуждаю суеверие у советского врача и даже у английского или немецкого врача. Я осудил суеверия. Я сказал, что мы должны бороться с суевериями, которые чаще всего бывают у профессий, связанных со стихиями и смертями, например у моряков, летчиков, шахтеров и хирургов, и их, суеверий, значительно меньше у инженеров, учителей, и что, где бы ни появились суеверия, мы, советские люди, должны бороться против них, должны искать пути разумной борьбы со стихиями и смертями, что я тоже против всяких суеверий, но человеческая жизнь мне дороже.

Во время своей речи у двух сидящих в аудитории я заметил следы псориаза на лице, и мне стало легче.

Начальник все понял во время моей речи и долго говорил про порядок и необходимость строгости при полном понимании настоящих просьб своих сотрудников, которые все должны стремиться попасть из категории сотрудников в категорию его помощников, и тогда все научатся очень многому, и он всем поможет, всех научит, все будут довольны, а кто не захочет, то он никого не держит, он равно как всех охотно берет на работу, так и охотно отпускает. Он понимает, что уйти от нас хотят только те, которые не любят по-настоящему хирургии, но поскольку работают в ней, то объективно являются врагами нашего дела, простить им этого мы не можем, а должны стараться избавиться от них. Пусть кто хочет уходит. Уговаривать никого и ни в чем он не намерен, но ограничить вредную деятельность он в силах, хоть, возможно, этого и мало. И он это сделает любыми средствами.

Мы оба включились в недостойную игру.