Перелом

- Не обращай внимания, - успокоил я его, хотя сам не был подготовлен к такому зрелищу. - Там внизу, на скаковом кругу, семь важных ферлонгов, только это и имеет значение.

Выводной круг выглядел привлекательно, его со всех сторон окружали деревья. Алессандро появился в шелковом желто-синем камзоле в большой толпе учеников, одни выглядели самоуверенно, другие робели, и все нервничали перед стартом.

Алессандро был исключением. На его лице вообще не отражалось никаких эмоций. Я ожидал, что он будет взволнован, но ошибся. Он с таким видом наблюдал, как Пулитцера провели по параду, будто перед ним корова на лугу. Он небрежно устроился в седле, неторопливо подобрал поводья. Вик Янг стоял, держа попону, и с сомнением смотрел на Алессандро.

- Сразу постарайся вырваться вперед, - сказал он наставительно. - И возглавляй гонку, сколько хватит сил.

Алессандро встретился со мной взглядом поверх головы Вика.

- Скачи так, как ты планировал, - сказал я, и он кивнул.

Не выказывая никакого волнения, он направился к скаковому кругу, и Вик Янг воскликнул:

- Вот никогда мне не нравился этот маленький заносчивый ублюдок, да и сейчас не похоже, чтоб он болел душой за скачку.

- Давай подождем немного, - сказал я примирительно, - сейчас все увидим.

И мы подождали. И увидели.

Алессандро скакал точно так, как говорил. Выехав под номером пять из шестнадцати участников, он пробился к канатам на первых двух ферлонгах, оставался прочно на пятом или шестом месте в течение трех следующих, затем слегка продвинулся вперед, а на последних шестидесяти ярдах нашел просвет и резко бросил Пулитцера вперед. Всего за десять корпусов от финишного столба жеребец оказался впереди соперников, и то успел проявить нерешительность. Он выиграл полтора корпуса.

На Алессандро не ставили, и приветственных криков было мало, но он вроде и не нуждался в этом. Соскользнул с коня в огороженном для победителей загоне и наградил меня холодным пристальным взглядом, совершенно лишенным самодовольства, которого я ожидал. Потом внезапно его лицо расплылось в улыбке, которую я видел только однажды, когда он сидел у Маргарет: теплое, доверчивое выражение, просто счастье.

- Я сделал, - сказал он, а я подтвердил:

- И ты сделал здорово.

Он видел, конечно, что я так же доволен, как и он.

К победе Пулитцера ребята отнеслись спокойно. Никто не поставил на него ни пенни, и когда Вик вернулся и доложил, что, значит, старикан с возрастом стал скакать резвее, раз Алессандро победил вопреки всем указаниям, они дружно согласились с ним, не выказав доверия Алессандро. Он редко разговаривал с ними, и я сомневался, что он понимает, как они к нему относятся.

Алессандро вел себя в высшей степени сдержанно, когда вернулся утром в Роули-Лодж. Этти уехала с первой партией на учебное поле рядом с ипподромом, чтобы потренировать лошадей в ровной длительной езде галопом, а мне предстоял дальний путь на машине, и я не мог быть с ней. Она, по всей видимости, была довольна, что три дня будет управлять конюшней, и заверила меня, что Ланкет и Лаки Линдсей, заявленные в скачки на пять ферлонгов для двухлеток с опытным северным жокеем, прибудут в Тиссайд к субботе в целости и сохранности.

Алессандро поехал со мной в «дженсене», с Карло в качестве эскорта. В пути мы в основном обсуждали тактику скачек на Бакреме и Ланкете, и снова меня поразило его полное спокойствие, на этот раз еще более заметное. Я ожидал от него возбуждения, волнения - хоть какого-то предстартового знака, а он совершенно расслабился. Теперь, когда он действительно принимал участие в скачках, его лихорадка улетучилась.

Бакрем не пришел первым не потому, что Алессандро неправильно вел скачку. Бакрем пришел третьим потому, что две другие лошади оказались более резвыми, и Алессандро принял свое поражение с удивительным смирением.

- Бакрем сделал все, что мог, - просто объяснил он. - Но мы не смогли оказаться первыми.

- Я понял, - подтвердил я, и больше мы этого не касались.

В течение трех дней состязаний я познакомился с множеством людей, имеющих отношение к скачкам, и начал проникаться чувством профессиональной общности. Я седлал наших четырех лошадей для Томми Хойлейка и поздравил его, когда одна из них победила.

- Забавно, - сказал он, - в этом году лошади в замечательной форме, просто как никогда.

- Это хорошо или плохо? - спросил я.

- Издеваетесь? Теперь вся штука в том, чтобы сохранить их в такой форме до сентября.

- Это задача для отца, он скоро вернется, - заверил я его.

- О… да, наверное, вернется, - сказал Томми, не проявив ожидаемого энтузиазма, и отправился взвешиваться для следующего заезда.

В субботу в Тиссайде Ланкет пришел на четыре корпуса впереди всех, при ставках двадцать пять к одному, что увеличило мои выигрыши в сезоне с двух до четырех с половиной тысяч фунтов. И это, как мне рисовалось, последняя легкая прибыль: Ланкет был уже третьим победителем из нашей конюшни, в этой скачке участвовало девять скакунов, и никому уже в голову не придет, что Роули-Лодж в скверном состоянии.