Перелом

К тому времени «Свербее» уже тоже тонул. Лейтенант Толстой, назначенный командиром его призовой команды, набранной со «Светланы», с мостика трофея прекрасно видел весь бой с самого начала. С первым же сигналом тревоги он отправил назад людей с «Громкого», стоявшего под парами пришвартованным к правому борту, смотревшему в Корейский пролив. Эсминец сразу отдал концы и двинулся навстречу противнику, а Толстой вызвал наверх всех, кроме машинной вахты. Таких набралось аж шесть человек. Им приказал взять винтовки и занять оборону по правому борту, на всякий случай. Катера и прочая подобная мелочь появлялась уже отовсюду. Стало ясно, что лишним это не будет. Затем начал передавать фонарем на свой крейсер, из-за дымки едва видимый за спиной, что творилось на северо-восточных румбах.

А враг приближался! Поскольку сигнальной вахты на пароходе не имелось, и он был на мостике один, еще раз передав сообщение, выключил фонарь, достал из кобуры револьвер и разложил на крышке штурманского столика сигнальные ракеты. Немного подумав, убрал их обратно в ящик и достал из кармана все патроны, сколько нашел, приготовившись быстро перезарядить барабан. С досадой вспомнил, что пистолет не чистил уже давненько. Проверил, как ходит спуск, крутнул барабан, подняв его к уху и прислушиваясь. Вздохнул и убрал в кобуру, но клапан не застегивал. Потом ощупал ножны с кортиком, висевшие на поясе, и снова глубоко вздохнул, пытаясь унять расходившиеся нервы. По палубе под мостиком тяжело бухали ботинки его стрелков, устраивавшихся поудобнее за фальшбортом и смачно лязгавших затворами.

Сначала казалось, что своевременно обнаруженная вылазка японских минных катеров будет легко отражена огнем с берега и миноносцами, сразу ринувшимися в атаку, но в быстро разраставшихся световых пятнах от постоянно поднимавшихся в небо осветительных ракет и открывшихся прожекторов появлялось все больше противников. Разлившийся по волнам электрический свет с прожекторной батареи и уже ввязавшихся в бой миноносцев высветил бесконечные шеренги атакующих, напоминавшие пехотные цепи.

Обе наши шхуны, совсем недавно прошедшие мимо пароходов в сторону пролива, уже совершенно смешались с японцами. Их место еще угадывалось по «фонтанам» ракет, взлетавших сплошным потоком, словно их спешили успеть истратить все до того, как живых на палубах не останется. Там сухо щелкали малокалиберные пушки и часто, длинно стучали пулеметы и винтовки, что-то горело и взрывалось.

Сколько судов участвовало в атаке, сказать было невозможно. Казалось – тысячи! Помимо того что удавалось выхватить взглядом, в обе стороны за пределами освещенных участков и по всему темному горизонту, словно небольшие искры, перемигивались частые вспышки дульного пламени разной яркости, цветов и размеров.

Создавалось впечатление, что из-за спины передовых цепей нападающих кто-то из глубины Корейского пролива открыл частый огонь в направлении стоянки. Командир трофейного транспорта ждал прилета массы снарядов, выпущенных из столь многочисленных стволов. Это ожидание буквально парализовало его на несколько секунд. Но кроме свиста постоянно пролетавших вокруг пуль и мелких всплесков от них и небольших снарядов на воде ничего не прибывало.

Вместо этого появлялись все новые и новые шхуны и пароходики. Десятки и десятки! Скоро стало понятно, что слабые вспышки в ночи – это всего лишь результат их стрельбы из легких скорострелок, винтовок и пулеметов, а не залпы артиллерии с больших кораблей из пролива. Но кроме стрелкового оружия на катерах и пароходиках явно имелось еще и что-то взрывающееся.

Эсминец «Громкий», находившийся теперь между ними и линией свеженьких призов, имел возможность лучше разглядеть своих противников. Он стрелял на оба борта и все время маневрировал, стараясь избежать не только столкновения с любым из них, но и слишком плотного сближения, поскольку японцы, как вскоре стало ясно, охотно подрывали себя в этом случае, надеясь достать и эсминец. Сразу два близких сильных взрыва, прогремевших без явных причин, обдали его тугой волной спрессованного воздуха, а потом тучей дыма и мелких обломков, разодрав в клочья парусиновый обвес мостика. Но серьезного ущерба удалось избежать.

В глубине бухты уже раскатисто гремели серьезные калибры, а в промежутках между пароходами с тяжелым шелестом проносились вдоль самой поверхности воды снаряды, выпускаемые орудиями крейсеров и береговых укреплений. Встречавшиеся у них на пути хлипкие, неповоротливые скорлупки, торчавшие над мерцающей множеством бликов гладью бухты, прошивались насквозь. А если успевал сработать взрыватель или попадание приходилось в опасный груз, разбивались в щепки и пыль. Всплески от сильных взрывов, падений снарядов и рикошетов, а также от начавших сыпаться в воду обломков до пены взбивали воду почти на всей освещенной площади.