Перелом. От Брежнева к Горбачеву

Корниенко сказал, что по соседским каналам и из нашего посольства в Вашингтоне получены интересные сообщения об очередной «скандальной утечке» информации в американской столице. Заместитель директора ЦРУ Герберт Мейер будто бы представил в Белый дом секретный меморандум, в котором утверждается, что «советская империя вступила в свою конечную фазу», за которой развал. Поэтому предстоящие годы «будут самыми опасными, которые когда— либо знала Америка».

— Скорее всего, это направленная утечка, — говорил Кориенко. — Она призвана подкрепить жесткий курс перед Вашим приездом в Вашингтон и посеять упадочнические настроения в социалистическом лагере. Американцы — мастера на такие «случайные утечки».

— Вот, вот, — отозвался Громыко, — я и говорю, что все их слова о диалоге — это камуфляж. А на самом деле Рейган и его команда взяли курс на развал социалистического лагеря, мечтают растоптать социалистические завоевания в Советском Союзе. Нет, тут нужно давать решительный отпор.

Кто— то вспомнил, что видел по телевизору, как проходил съезд Республиканской партии, на котором была принята предвыборная программа. Вопреки всем заявлениям Рейгана, что США не стремятся к военному превосходству над Советским Союзом, в ней четко указывается, что Америка должна быть сильнее, а советское руководство вновь поносится самыми бранными выражениями. Программа не обсуждалась, но при этих словах зал выл, улюлюкал, кричал...

Громыко сказал:

— Это фашизм. В Америке наступает фашизм.

Вот с такими настроениями министр уезжал в Вашингтон на встречу с президентом США.

* * *

Громыко прилетел в Нью— Йорк и, как всегда, придирчиво проверил, как его встречают. Нет, не американцы — такого в практике ООН не было — а свои из советского представительства.

Дело в том, что  еще в начале 60х министр как— то прилетел в Нью— Йорк, а в аэропорту никого. Трудно установить теперь, что произошло: то ли самолет раньше времени прилетел, то ли кортеж встречающих машин в пробке застрял. В общем, не встретили. Разъяренный ходил министр по залу ожиданий. Вся его свита рассыпалась по углам, зная, что в такие минуты ему лучше на глаза не попадаться. И вдруг появляется «соседский» советник из миссии, случайно оказавшийся в аэропорту по каким— то своим соседским делам, увидел Громыко и прямиком к нему:

— Здравствуйте, Андрей Андреевич!

— Здравствуйте! — протяжно и холодно ответил он — Ну, а остальные тюфяки где?

К этому времени подоспели другие «тюфяки» и расправа над ними была суровой.

С тех пор встречать министра в аэропорт приезжали загодя, а сам он, несмотря на то, что прошло добрых два десятка лет, ревниво следил, как встречают. На этот раз обошлось без проколов.

Сама по себе сессия Генеральной Ассамблеи ООН его не интересовала. В ней много рутины, а резолюции её мало кого волнуют — их забывают уже на следующий день. Но на открытие очередной сессии каждый год в сентябре съезжаются президенты, премьер— министры и министры иностранных дел, и в течение нескольких недель она является местом важных встреч. Поэтому кулуары высотного здания на Ист Ривер буквально кипят контактами, а между миссиями в Нью— Йорке снуют кортежи черных лимузинов.

24 сентября на Генеральной Ассамблее выступил президент Рейган. Речь его сразу же стала сенсацией. Если раньше он называл Советский Союз «империей зла» и объявил против неё крестовый поход, то на этот раз не произнес в её адрес ни одного критического слова. Он просто призывал спасти мир. Правда политики усмотрели в его речи одну ключевую фразу, которая могла объяснить столь разительную перемену:

«Америка восстановила свою силу, мы готовы к конструктивным переговорам с Советским Союзом… Разумной альтернативы диалогу нет».

Громыко слушал эту речь с угрюмым, отрешенным видом, ни один мускул на лице не дрогнул. А когда вернулся домой в советское представительство и советники на перебой бросились предлагать внести коррективы в его в предстоящее выступление, смягчить тон и убрать резкости, министр сказал: