Переломленная судьба

«Отец, — бесновался Ван Хуай, — неужели у тебя совсем каменное сердце? У тебя такой милый правнук, а тебе нисколечко его не жаль. У тебя совсем крыша поехала? Поросенка я для тебя заколол, бражку принес, бумагу сжег, хлопушки запустил. Прошло уже двое суток, а ты не только не убрал у Дачжи отеки, наоборот, разбросал их дальше по его тельцу и сделал еще тверже. Теперь они даже на шее — неужто ты хочешь его смерти? Есть в тебе хоть какое-то сочувствие? Ты вообще понимаешь, кто у тебя самый родной человек? Это ведь я, Сопелька[27], ты что же, совсем меня не признаешь? Помнишь ты меня?.. Кажется, ты совсем отупел, раз продолжаешь бездействовать. Уже столько лет я терплю, выжидаю в надежде, что ты меня благословишь. Я и подумать не мог, что ты просто забудешь меня, возьмешь и выбросишь из головы того, кто любил и почитал тебя больше всех. Неужели ты так сильно занят? Посмотри, на кого я стал похож. Ноги мои не ходят, работник из меня никакой, вырастить таланта из Чанчи мне не удалось, все мои надежды лишь на Дачжи. А ты не только его не благословил, но еще и обрушил на него свой гнев, наказал его. Ему всего-то несколько сотен дней от роду, с какой стати перекладывать на него ношу его матери? Он чист, словно лист белой бумаги, и умиления вызывает столько же, сколько в свое время вызывал я, так почему же тебе не сделать поблажку? Честно говоря, это уже ни в какие ворота не лезет, ты все меньше напоминаешь мне моего отца. Помню, когда я был маленьким, если кто-то угощал тебя печеньем, ты клал его за пазуху и нес мне. И пусть это печенье размокало от твоего пота, ты все равно оставлял его для меня. Почему при жизни ты был с детьми так ласков, а теперь доставляешь своим потомкам столько мучений? Или в ваш загробный мир просочились веяния из мира бренного? Когда ты через Гуан Шэна потребовал поросенка, меня даже передернуло. Ты что же, не знаешь, в каком бедственном положении наша семья? Поросенка ему подавай. Да это же неприкрытое вымогательство! Впрочем, черт с ним, с поросенком, я все равно тоскую по тебе, а потому только рад возможности выразить сыновью почтительность. Но ведь ты взять-то взял — и поросенка, и бражку, и деньги, а помочь никак не помог. Это совсем на тебя не похоже. Не иначе как в загробном мире ты сделался большой шишкой и переменился не в лучшую сторону. Неужели моих жертвоприношений тебе недостаточно? Неужели родному прадеду, чтобы излечить своего правнука, тоже следует подносить подарки? Это такая черствость, просто уму непостижимо. И поскольку я уже не могу ни есть, ни спать, я преодолел этот путь в полтора километра только для того, чтобы высказать тебе все это. Если не веришь, глянь на мои исцарапанные в кровь руки и изодранные в клочья штаны. Когда потребовалось тебя восхвалить, я еще мог попросить людей помочь мне добраться до твоей могилы, но чтобы обругать тебя, я должен был залезть сюда сам, тайком ото всех. Да, мне не стоит этим хвастаться, ведь я не хочу, чтобы кто-то пронюхал о нашей ссоре. Итак, если ты все еще признаешь меня своим сыном, если помнишь, что я носил по тебе траур и от поклонов протирал до дыр колени, тогда сию же секунду избавь Дачжи от нарывов. Иначе я забуду о тебе и не вспомню даже на праздник Цинмин[28]. И даже если случится, что в тот день я окажусь на кладбище, я предпочту поклониться другим могилам. Пойду на какие-нибудь запущенные могилы, а к тебе не пойду. Ты все услышал? Ван Шанчэн, я не молю тебя о карьере или о деньгах, я лишь прошу тебя помочь твоему же правнуку».

Выругавшись как следует, Ван Хуай не сразу отправился в обратный путь, он еще долго сидел у могилы молча. Вокруг стояла мертвая тишина, словно Ван Шанчэн после таких нападок лишился дара речи. На небе друг за другом то в одну, то в другую сторону проплывали облака. Оказываясь над головой Ван Хуая, они словно помещали его под темный прохладный колпак. Рисовое поле перед кладбищем уже подготовили к посадке, залитые водой ячейки блестели точно стекло. Ярость, накопившаяся в душе Ван Хуая, понемногу рассеялась. Его слух наконец-то стал различать еле слышные звуки заполонившей землю живности. В травяных зарослях то и дело стрекотали своими крыльями кузнечики. В воде, вызывая легкую рябь, быстро проплывала какая-нибудь змейка. То пришла весна, о которой всю зиму так сильно мечтали люди: повсюду зеленела трава, яркими красками бушевали цветы, птицы взмывали в небо. Это была самая настоящая весна, а не какое-нибудь ее подобие или предвестье. Ван Хуаю следовало вернуться той же тропинкой, которой он сюда приполз. Длинные непрерывные следы, оставшиеся от его недвижимых ног, напоминали рытвины от двух бревен, под которыми стерлись все остальные следы.