– Я прилетел в Гамбург, чтобы опознать твое тело, – поведал ей Макс беспристрастным спокойным голосом переговорщика. Но выражение его глаз и лица не было ни беспристрастным, ни спокойным. – Выяснилось, что твой паспорт оказался у другой женщины. Когда ты потеряла его у мошенников, террористы, ответственные за взрыв, подобрали его и…
Джина не могла вдохнуть.
– Я не хотела, чтобы Эмилио узнал, кто из нас Молли, – сказала она, все еще не веря. – Макс, боже мой, ты действительно думал, что я умерла?
Она увидела ответ в его глазах, когда он кивнул.
– Предсмертное откровение было иного рода. Они поместили тебя на тот стол и… я должен был войти в комнату, полагаю, морг, прямо в аэропорту, и… – Его голос дрожал, на самом деле дрожал. – Только это была не ты, так что…
Но он думал, что это она. Ему сказали… Джина шагнула к нему, он притянул ее в объятия и просто крепко сжал.
– Как долго? – прошептала она, и он понял.
– Между тем, как я узнал новости, и тем, как выяснилось, что это не ты, прошло почти двадцать четыре часа. – Он выдавил улыбку. – Это был очень, очень плохой день.
– Прости, – сказала Джина. Но о боже. – А мои родители?
– Они знают, что ты жива, – заверил Макс, касаясь ее лица, словно все еще не мог поверить, что она не мертва.
Она отчасти знала, каково ему пришлось. Ведь она сидела с ним в больнице, когда он едва не умер, днями напролет, касаясь его, согласная просто быть рядом.
– Джулз старался держать их в курсе наших дел, – продолжил Макс, – пока, ну, мы не потеряли телефоны.
Джулз.
Макс явно тоже подумал о нем – на его лице заиграли желваки, когда он стиснул зубы.
– Джина, – произнес он, отступая и беря ее за руки. – Я знаю, ты говорила, что любишь меня. Всего меня и… Лишь прошлой ночью я говорил Джулзу, что боюсь причинить тебе боль. Что я не хотел, чтобы ты… была в моей жизни, в моем мире, со всей моей… грязной работой и… не могу обещать тебе, что не будет ужасно. Могу лишь пообещать, что я попытаюсь. Однажды ты обвинила меня, что я не пытаюсь и… – Он кивнул. – Ты была права. Но еще ты всегда говорила, что я… не разговариваю с тобой, и…
– Насчет этого я ошибалась, – мягко произнесла она, сплетая свои пальцы с его.
– Я говорил с тобой больше, чем когда-либо с кем-либо, – признался Макс. – Я не, ну понимаешь, не как Джулз. Он действительно мог просто… говорить. Действительно переходить к чрезвычайно личному и очень быстро. Я сидел там прошлой ночью и думал: слава богу, что он гей – иначе вы бы уже давно сбежали вдвоем. Я просто… Есть вещи, о которых мне нелегко говорить. Так что если ты этого хочешь…
Джина рассмеялась.
– Когда я встретила Джулза, – поведала она Максу, – я уже любила тебя. Не имеет значения, гей он, или гетеросексуал, или кто-то еще. Чего я хочу, так это тебя. И, пожалуйста, перестань говорить о Джулзе, словно он мертв. Этого мы не знаем.
Может, и нет, но Макс был почти уверен в этом. Джина видела по глазам.
– Я тоже уже давно люблю тебя, – сознался он. – Вероятно, с тех пор, как ты спросила, уборщик ли я.
Он мягко рассмеялся, покачав головой.
– Что? Когда это я?.. – Она понятия не имела, о чем он говорит.
– Это одна из первых фраз, которую ты сказала мне по радио, когда была на захваченном самолете, – пояснил Макс. – Я спросил, в порядке ли ты, а ты спросила, уборщик ли я в аэропорту, и это правда был дурацкий вопрос. Учитывая обстоятельства.
– Я этого не помню.
– Я помню, – сказал он. – Помню, думал, что ты самая храбрая женщина на планете.
Сделать то, что ты сделала. Пережить то, что ты пережила, и быть в состоянии шутить и… Не бояться жить. – Он помолчал. – Простить мне, что я позволил этому случиться.
– Твоя вина в том, что ты позволил этому случиться, не больше моей, – отозвалась Джина. Боже, не дай ему снова начать ту же тему.
– Знаю. Но не могу не желать все переделать. Кое-что во время захвата я мог сделать по-другому. Не должен был – это рискованный шаг, я знаю. Знал. – Он посмотрел на их переплетенные пальцы. – Я потратил так много времени, проигрывая в голове все эти сценарии «А что, если бы…». Что, если бы я поступил иначе, что, если бы сделал так, вместо…
– Если бы ты сделал что-нибудь по-другому, – заметила Джина, – я могла бы быть убита, вместо…
– Знаю, – снова повторил Макс. – Я знаю. Я знал. Логически, рационально – все было правильно. Но я просто не мог это отпустить. – Он почти плакал. – А потом… – выдавил он. – Потом мне сказали, что ты мертва. Погибла во взрыве, устроенном террористами в Гамбурге. – Он сглотнул. – Я думаю, до этого я просто ждал, что ты вернешься. Думаю, я ожидал, рассчитывал, что ты одумаешься и, и… найдешь способ вернуться в мою жизнь когда-нибудь. И внезапно взорвалась бомба, и когда-нибудь закончилось. Ты ушла.
Навсегда.
– Ох, Макс, – выдохнула она.