Снова явился ван Зайл — просто проезжал мимо, как он объяснил, — и на сей раз беседа вышла напряженной.
Сержант уставился на картотечный шкаф с таким видом, будто пытался вспомнить, где видел тот раньше.
— Ночью гостей не было? — справился он.
— Нет.
— Вот как? Забавно. Значит, никто к вам не приходил по темноте?
— Я уверен на сто процентов, сержант.
— А к слугам никто не заглядывал?
— Тут я вам не помощник. Но смею заверить, что на территории миссии нет и не было человека, способного вас заинтересовать.
— Люк Мбата от них удрал, — объяснила Анна от двери. Тон ее был снисходительным, и ван Зайлу это не понравилось.
— Где вы слышали эти сплетни?
— Разве сплетни? На улице говорят в открытую. Кстати, сержант, как именно он от вас ускользнул? Околдовал охрану? Или лично бригадира?
Ван Зайл встал со стула и многозначительно, с угрозой, погладил свой живот.
— Велите своей женщине следить за языком, — бросил он. — Иначе мне придется заткнуть ей рот.
— Вон! — произнес Ральф. — Подите вон, сержант. Убирайтесь из моего дома. Voetsak.
Обычно этим словом прогоняли собаку, причем ту, которая в чем-то провинилась. Впрочем, ван Зайл наверняка не стеснялся употреблять это слово, обращаясь к чернокожим, существам низшей расы. Ральфу же теперь казалось, что низших рас на свете множество, и различаются они не культурой и не генами, а степенью нечувствительности к страданиям других.
— Убирайтесь, сержант, — повторил он и шагнул к полицейскому, будто намереваясь вытолкать того за дверь, прогнать по крыльцу и спустить со ступеней.
Сержант ван Зайл понимал, что не должен распускать руки: ему уже сделали внушение по поводу чрезмерного служебного рвения. Поэтому он предпринял своего рода тактическое отступление; когда Ральф двинулся к нему, он уже находился на пути к двери.
— Вонючий еврей — вот вы кто, — прошипел полицейский. — Прав был Гитлер, надо вас истребить на корню.
Подпираемый Ральфом, он пятился к двери. Его правая рука дернулась, пальцы разжались, на пол полетели бумаги с письменного стола Анны. Продолжая двигаться спиной вперед, он наткнулся на мусорную корзину, перевернул ее и, пытаясь сохранить равновесие, споткнулся. Ральф, чьи кулаки упирались в брюхо сержанта, подумал, что никогда не забудет этого ощущения. Его потрясло, с какой легкостью обрушилась на пол эта дородная туша.
Спецназ приехал в три часа ночи и увез обоих Элдредов в участок.
Глава 5
Анна слушала, как Ральф говорит по телефону:
— Да, я все понимаю. Вы получили сто тридцать два фунта на благотворительном ужине и передали ту же сумму Морской миссии. Но, боюсь, аудитор запутается, если вы не разнесете эти суммы по разным статьям в отчете. Не говоря уже о расходах приходского священника…
Чуть не споткнувшись о кипу газет в коридоре, Анна негромко, но от души выругалась. Когда Ральф выглянул из кабинета, она сказала:
— Что-то здесь прибавилось газет. Когда я выходила из дома, было меньше. Такое ощущение, что нам привозят прессу с утра до вечера.
— Не совсем так, — мягко поправил Ральф, но нахмурился.
— Ты не мог бы попросить, чтобы нас посещали только в установленное время?
— Не хочу отвращать людей. Придется положиться на их добрую волю. Скажи мальчикам, пусть отнесут это все на чердак.
— А смысл? Очень быстро натащат новые. И потом, стоит взяться за уборку, эти пачки немедленно развалятся и треклятые газеты разлетятся по всему дому.
— Верно, — признал Ральф. — Люди словно забыли, как правильно завязывать узлы.
— Ну да, забытое искусство. — Анна фыркнула. — Вроде ручного посева вразброс. Почему не складывать газеты под навесом велосипедов?
— Да ты что? А если они намокнут?
Анна вздохнула. Газеты и вправду приносили некоторую пользу фонду восстановления приходской церкви — но только пока оставались сухими.
— Мне нужно идти.
— Но скоро приедет Кит. Я надеялась…
— Заседание новой комиссии. По поводу бездомных в Норидже.
— Не знала, что в Норидже есть бездомные. У нас же достаточно муниципального жилья. — Ральф улизнул обратно в кабинет, оставив жену стоять в коридоре. Анна грустно улыбнулась. — Не удивлюсь, если однажды кто-нибудь поселится у нас в прихожей.