Гален перевел взгляд на существо, едва ли превышавшее его ростом, но казавшееся еще более древним, чем дядя Александер. Глаза старика, наполненные голубой силой, хорошо сочетались с ловко сидящем на изящной фигуре хорошо пошитым костюмом. Сухонькая рука цепко держала желтый шар Кристалла Ожидания.
— Да, сэр? — отозвался Гален. Почему все так печальны? Из-за того, о чем на прошлой неделе говорил Томас? Что малыш Гален должен уйти?
— Взгляни в шар, молодой господин. Посмотри, что в нем возникает.
Гален сосредоточил взгляд в самом центре Кристалла Ожидания. Из прошлых уроков мальчик усвоил, что должен заполнить шар…чем-то. Но чем и как — он не знал.
— Мама… — неуверенно начал Гален.
Взмахом руки старик прервал его. Гален услышал едва сдерживаемое рыдание матери, и краем глаза заметил, как она пошатнулась и ухватилась за плечо старика с тросточкой. Ее живот казался уже таким огромным. Братик. Или сестричка.
— Смотри, молодой господин, — на этот раз губы герра Шлаузена не шевелились. — Кристалл ждет тебя. Что ты видишь в нем? Чем ты можешь его наполнить?
Слезы, только слезы из глаз.
Старик вздохнул, и в ноздри мальчика ударил резкий запах аромат роз. Герр Шлаузен медленно опустил шар и, сокрушенно покачивая маленькой головкой, повернулся к матери Галена.
— Tut mir Leid, meine Dame, — тихо произнес он. — Никаких изменений…ничего. Мне очень жаль…
Мать уткнулась в плечо старика, зажимая себе рот ладонью. Гален увидел, как спина ее задрожала, и ему вдруг стало страшно.
В этот момент в библиотеке появился Томас. Впервые за долгое время Гален видел, что темнолицый чем-то доволен. Роф положил руку на спину матери Сорда:
— Все в порядке, моя госпожа. Обо всем уже договорено. — Он повернулся к герру Шлаузену и кивнул.
Галену вдруг захотелось закричать на Томаса, потребовать, чтобы тот убрал свою руку со спины матери, и вообще выяснить, почему этот человек остался здесь, в то время как отец Гален уехал. Но цветочный запах цепко держал его. Мальчик почему-то не мог отвернуться от стоявшего перед ним старика, в руке которого неизвестно откуда появился хрустальный пузырек, заполненный голубоватой опалесцирующей жидкостью.
— Выпей это, молодой господин, — сказал герр Шлаузен. Когда он говорил, цветочный запах усиливался.
Выбора у Галена не было. Пузырек касался его губ, тело не слушалось. Мать плакала. Томас улыбался. А отец был далеко.
— Выпей это, молодой господин, и забудь.
Забудь отца. Забудь свою мать, эту волнующую округлость будущего брата или сестренки. Забудь свой дом, свой анклав, свои книги, свои игры.
— Забудь обо всем, — повторил старик, переливаясь всеми оттенками голубого, и цветочный запах снова усилился.
Забудь старую школу и горгулий. Забудь фолиант, Лисандера, дядю. Забудь обо всем.
Голубая жидкость полилась в рот.
— Забудь обо всем.
Обо всем. Забудь.
«У тебя есть предназначение».
Я помню.
— … вы вспомнили? — похоже, этот голос уже не впервые задавал один и тот же вопрос. — Вы вспомнили, что произошло?
Гален Сорд открыл глаза, и свет буквально ослепил его. Длинный темный туннель исчез.
Над ним склонилась сиделка, одной рукой щупая пульс, а другой слегка похлопывая его по щекам.
— Вы знаете, кто вы?
— Гален Сорд. — Он попытался сесть и обнаружил, что находится в постели. Грубые простыни больно натирали тело.
— Вы знаете, где находитесь?
На какое-то время он задумался. Скорая помощь. Что-то там говорилось о докторе…
— В больнице? — догадался он.
— Вы помните, что произошло?
«Несчастный случай» — это было первое, что пришло ему в голову. Девушки смеялись. Скорость оказалась слишком высока. Неожиданно дорога ушла в сторону, и на машину надвинулось… Да, но ведь было еще что-то, кроме наезда. Некто подходил к нему в операционную. Некто приходил к нему, когда он парил над сумеречной бездной, и этот кто-то сказал ему…сказал ему…
Пальцы Сорда впились в кисть сиделки.
— Мистер Гален, — снова произнесла она, со страхом глядя на него. — Вы помните, что произошло?
— Да, — отозвался Сорд. — Я вспомнил… все…
Впервые, после без малого двадцатилетнего перерыва, он вспомнил все, что было с ним в той, другой, жизни.
Глава 4
Маркус Асквиз оторвался от полицейских протоколов, аккуратно разложенных на громадном, обтянутом кожей, столе. Пара тонких пенсне чудом удерживалась на переносице юриста, а сквозь редкие, тщательно прилизанные вверх от висков волосы, розовела блестящая лысина. Однако ум, скрывавшийся за столь непритязательной внешностью, по своей остроте мог посоперничать с умом любого из тех молодых адвокатов, с которыми Маркусу не раз приходилось сталкиваться в суде.
Он откашлялся, давая понять, что собирается говорить.
— Мне сказали, что вы просто счастливчик, Гален, — не смотря на уже явно слышимое старческое дребезжание, голос юриста был все еще силен, отшлифованный пятидесятилетним стажем произнесения речей перед аудиторией.