Я старательно благодарила добытчика, что всем своим видом стремился доказать свою полезность, и в тоже время мелко напакостить, зная, что терпеть не могу грызунов в своей постели. Коробку с гримуаром и гадальными принадлежностями доставили вместе с остальными вещами, но вот живой ключ от энергетической клети, в которой содержался дневник одной из сильнейших темных ведьм прошлых веков дался в руки мне лишь сегодня, предварительно получив по когтистой лапе.
Достаточно сил, чтобы открыть чёрный дневник с точным ритуалом для снятия заклятия с Рейджа, у меня набралось лишь на пятые сутки, еще пару дней мне нужно было для того, чтобы выучить порядок действия. И вот теперь, сидя в старушечьем кресле у камина, и делая вид, что дремлю, разомлев у камина, я ждала Марону ДеМелон для того, чтобы наконец-то свести счеты.
В конце концов желание мстить это ни что иное, как первоочередной инстинкт самосохранения и я собираюсь отдаться на волю этого инстинкта по полной.
*Торментум (tormentum, лат.) — терзание. Служба Магического Контроля Содружества круга, выполняет роль инквизицию.
**Идейные работники торментум.
***Морона — фольклорная богиня смерти, пользующаяся большим уважением среди простого люда до прихода Великих.
****Реципиент (лат. recipiens — «получающий») — тот, кто получает что-то, например: Реципиент — пациент, которому выполняют переливание крови или пересадку органов.
Глава 9
Месть сладка, но не слишком питательна.
Раньше мне казалось, что Рейдж абсолютно лишен каких-либо эмоций.
Он всегда смотрел холодным, тяжелым взглядом, буквально обливая с головы до ног презреньем. А если его полных губ касалась тень улыбки, до глаз она не добиралась. Приподнятая бровь и прищуренные змеиные глаза вот тот максимум, на который можно было рассчитывать в надежде вызвать в Алексе отклик.
Но то было раньше.
И теперь я это понимала.
Тогда он ощущал все.
Гнев.
Надежду.
Боль.
Интерес.
Гордость.
Похоть.
Счастье.
Так много эмоций, что он буквально вибрировал от напряжения, звенел словно туго натянутая тетива боевого лука.
Но истукан, что стоял сейчас напротив, словно каменный идол с Забытых островов — вот, кто действительно не чувствовал ничего. Остекленевший взгляд некогда живых глаз, застывшая угодливая гримаса на нелепом лице, и скорбно опущенные широкие плечи, всё это было так не похоже на того, настоящего Алекса, что я забылась и слишком сильно хлестнула Марону по щекам.
Она жалобно заскулила, суча крепко привязанными ногами, но я лишь хищно ощерилась и продолжила выводить ножом сложные узоры на груди и животе. Из её глаз лились слезы, капая на черный камень, соединяясь с кровью густые, соленые капли с жадным хлюпом впитывались в обсидиан.
Я не должна была ей ничего рассказывать, и всё же не смогла удержаться. Я знала, что увижу, когда она придёт за противоядием. Знала, и все же не смогла подготовиться. И теперь, полосуя нежную, бледную, словно сервский фарфор, кожу я бросала в нее слова, силясь не сорваться и не прикончить гадину слишком быстро.
Для ритуала мне нужно было, чтобы она протянула как можно дольше, и я старалась отвлечь себя от процесса, выплеснуть ту ненависть, что могла бы сейчас стоить мне ошибки. Себастьян вышел сразу, как только она начала кричать. Ему не впервой было присутствовать на пытках, но смотреть как это делаю я, он не желал.
— Ты уже вылезла из трущоб, покорив талантом и красотой столицу. Прима лучшего оперного театра Кватры, влажная мечта сопливых юнцов и зрелых сластолюбцев, тебе посвящали поэмы, из-за тебя дрались на дуэли…почему…почему таким как ты всегда мало, — уставилась я на нее, впрочем, не ожидая, что она ответит. Пропитанный жгучеядом кляп был прочно зафиксирован, лишая певичку ее основного инструмента — голоса, хотя вряд ли он ей понадобиться там. За Граню.
Разве что музыкально покричать напоследок. Её руки были разведены на алтаре, как и ноги, (она лежала подобно звезде, зеркально отражая тёмный пентос силы) крепко зафиксированы кожаными ремнями и с серебряными заклепками, и лишали Марону возможности сдвинуться хоть на пядь. — Тебе нравится то, что у тебя получилось? Нравится бездушная марионетка, которой нужно приказывать, есть, спать, оправляться?
Ужас в её глазах сменился безнадежностью, ну а мне было всё равно.
Она пришла как мы и планировали на второй день после «открытия лавки» — самоуверенная эгоистичная дура, считающая, что у её ног весь мир.
Дверь открыл Себастьян. Платиновые волосы скрыл плохо припудренный кудлатый парик, горб из диванной подушечки и много-много моего особого возрастного крема и перед ней предстал шаркающий, глуховатый слуга. Мне было видно, даже из-за прилавка, заставленного сухими смесями и фиалами с эссенциями, как дернулся кронцесс, увидев друга таким.