Постсоветский экономический истеблишмент начала 1990-х сам втягивал криминал в экономику. Во-первых, «красные директора» не хотели сами рисковать в этом
После того как экономика ожила, с ней уже можно было работать. Следующим этапом реформ после восстановления денежного обращения стала приватизация. Сегодня легко рассуждать о достоинствах и недостатках выбранного пути приватизации. Тогда вопрос стоял иначе — как придать более или менее цивилизованные формы начавшемуся стихийному расхватыванию собственности. Революция началась, и нужно было ее институционализировать. Ваучер! Это подействовало завораживающе, как сникерс. Между собственностью и потенциальным захватчиком встал ваучер. Нужно было набрать необходимое количество ваучеров и вступить в сделку с государством. В этом ключ. Вместо стихийного захвата — законная сделка. Ваучерная приватизация спасла ситуацию. Процесс принял относительно приличные формы и завершился без массовых кровопролитий. Постреливали, но в основном друг в друга, а не по сторонам. Теперь, когда основная масса собственности уже поделена, отношения собственности признаны обществом, можно стало исправлять перекосы и улучшать ситуацию. Плохую систему можно улучшить. Хаос улучшить невозможно.
Проедание наследства
Нестабильность общей ситуации в 1990-х годах создавала возможность
Скорость накопления ресурсов частными предпринимателями намного превосходила в этот период возможности государства. Произошел перекос возможностей в сторону частных «групп интересов». Нищие тогда по сравнению с их частными контрагентами государственные чиновники начали явно терять позиции. Апофеозом усилившейся роли олигархов стали выборы 1996 года, когда впервые в российской истории группа частных предпринимателей смогла выдвигать какие-то политические требования государству. Такого влияния на политику страны со стороны частных интересов не было со времен Арманда Хаммера и Эндрю Меллона в голодные 20-е годы.
Чем питался экономический рост последних лет? Реформы ненавидимых массами Чубайса и Гайдара выпустили из клетки свободную экономическую мотивацию. Вместо коммунистических ондатровых шапок удачливые гешефтмахеры стали получать тучные «мерсы». Остановившиеся было колеса задвигались. При втрое меньшем объеме экономических ресурсов, чем при коммунизме, Россия производит значительно большую прибыль за счет ускорения оборота общественного капитала. Заметно выросла эффективность внешнеэкономической деятельности. И не только благодаря нефти, но и из-за приближения структуры импорта к реальным потребностям страны.
Одним из важных следствий этого стали почти мгновенная компьютеризация и довольно широкое технологическое обновление производства.
Однако до сих пор рост шел только за счет улучшения управляемости все тем же объемом первичных ресурсов. Нет притока новой, живой крови. Страна не осваивает новых территорий, рожает слишком мало детей и не создает новой технологии. Делится все тот же пирог, созданный еще отцами и дедами. И многим показалось, что конца и края этому не будет.
Но существуют две угрозы — внутренняя и внешняя, которые гарантируют конец относительного благоденствия.
То, что называют в России коррупцией, — это симптом слабости центральной власти и ее неспособность контролировать собственных подчиненных. После 1991 года не только в экономике, но и в государственном управлении произошел не бросок вперед, а откат, возвращение к досоветской, царистской практике делегирования прав кормления. Система сталинского абсолютизма была не модернизирована, а демонтирована. В результате вновь возникла феодальная уния чиновника и купца, бизнесмена — ведь за что платятся взятки? Во-первых, за освобождение от федеральных законов. Простейший пример: взятка инспектору ГИБДД освобождает от правил дорожного движения. Во-вторых, за установление локальной монополии.