Французы, несмотря на добытые разведкой данные об общих чертах плана Шлиффена, в полученную информацию не поверили. Бельгии по доктрине лорда Генри Джона Темпла Палмерстона, разработанной еще в 1831 г., полагалось быть «государством независимым и на веки вечные нейтральным». Закрепивший сей принцип трактат в 1839 г. подписали Англия, Франция, Пруссия и Россия, а естественным его гарантом стала Англия, считающая бельгийское побережье de facto своей юго-восточной границей. Таким образом, нападение на Бельгию заставляло Англию вступить в войну, а французским стратегам казалось, что на такой риск немцы не пойдут. С другой стороны, все расчеты свидетельствовали, что у Германии просто нет достаточного количества солдат для осуществления столь масштабного маневра. Такая убежденность проистекала из глубочайшего презрения французского генералитета к частям запаса, скопищу чрезвычайно ненадежных, крайне разнузданных после окончания военной службы и деморализованных элементов: всевозможных пацифистов, леваков и пр. Возможность использования резервистов в войсках первого удара просто не умещалась в генеральских головах. Поэтому французские стратеги категорически исключали возможность таких действий со стороны немцев, что переворачивало все расчеты Парижа с ног на голову. Ну и наконец, растянуть войска вдоль бельгийской границы представлялось вариантом чисто оборонительным, а французское командование, не меньше немецкого, жаждало наступления и блестящих побед. В итоге был принят так называемый План 17, и армии дислоцировали на подступах к Эльзасу и Лотарингии, создавая воображаемый, готовый к наступлению фронт, левое крыло которого дотягивалось до трети бельгийской границы.
Загрохотали пушки, и, разумеется, все пошло совсем иначе, чем предполагали и те, и другие. Барбара Такман в своей замечательной книге («Августовские пушки», Варшава, 1984), принесшей ей Пулитцеровскую премию, убедительно демонстрирует, как с самого начала события вырвались из-под контроля обоих штабов. Немцы никак не ожидали, что бельгийцы станут отчаянно сопротивляться. Правда, их сопротивление раздавили за семь дней, но эффект неожиданности был потерян, и избежать перегруппировки французских войск не удалось. В свою очередь французы оказались к такой перегруппировке совершенно не подготовлены. Проходила она без какого бы то ни было плана, хаотично и в отсутствие координации с высаживающимися на побережье англичанами. И тем не менее эта передислокация явилась страшной угрозой для немецких путей снабжения. Пришлось срочно «урезать» план Шлиффена. Уже не шло речи об обходе Парижа и даже о наступлении с севера. Однако заклинание «охвата с флангов» никто под сомнение не ставил. И ради его осуществления командующий правым флангом немцев повернул на юго-восток, стремясь отрезать союзников от Парижа и зайти им в тыл. Но таким образом он обнажает свой левый фланг. В этой ситуации на линии, протянувшейся от Мо до Вердена, началась кровавая битва на Марне (5–9 сентября 1914). Контрнаступление союзников отбросило немцев. Французские военные планы уже давно рухнули, теперь, как карточный домик, рассыпались немецкие. После еще нескольких беспорядочных операций (в частности, знаменитой «гонки к морю») фронт стабилизировался на всем протяжении от Бельфора у швейцарской границы через Верден – Суассон – Ипр – вплоть до канала Ла-Манш. Обе стороны начали возводить фортификации, зарываться, словно кроты, в землю, отгораживаться миллионами тонн колючей проволоки, минными полями, тысячами дотов. Любые попытки преодолеть окопы противника заканчивались жутким кровопролитием. Происходит именно то, что предвидел Жюль Верн. Война потеряла всякий смысл. Но все без толку, так как она все равно продолжалась. Фронт застыл окончательно, но сочиться кровью не перестал. Это подытожил Эрих Мария Ремарк самим названием своего известного романа («На Западном фронте без перемен», Варшава, 1930). Название это взято из сводки о положении на фронте за день X. Правда, именно в этот день погиб герой романа Пауль Боймер. Фронт замер, и только Паули Боймеры с обеих сторон умирали в мучениях и нечеловеческих условиях грязных и завшивленных траншей.
Валерий Брюсов написал тогда:
От Альп неподвижных до Па-де-Кале
Как будто дорога бежит по земле;
Протянута лентой бесцветной и плоской,
Прорезала Францию узкой полоской.
Все мертво на ней: ни двора, ни куста;
Местами – два-три деревянных креста,
Местами – развалины прежних строений,
Да трупы, да трупы, – тела без движений!
От Альп неподвижных до Па-де-Кале
Как будто дорога бежит по земле;
И справа и слева, – на мили, на мили, –
Валы и окопы ее обтеснили.
С них рушатся гулко, и ночью и днем,
Удары орудий, как сумрачный гром,
И мерно сверкают под эти раскаты
То белые вспышки, то свет розоватый.
От Альп неподвижных до Па-де-Кале
Как будто дорога бежит по земле;
Прошла, разделила две вражеских рати
И стала дорогой вражды и проклятий.
Сменяются дни; но, настойчиво, вновь
Здесь блещут штыки, разливается кровь,
И слушают люди, сгрудясь в миллионы,