Перепелка — птица полевая

Трава местами даже побелела от росы, будто ее замело легким снегом. В листьях ландышей сверкали водянистые ручейки, выйдет солнце — они под ним засверкают разноцветными искрами. Значит, дождя не будет.

Около Пикшенского кордона, на развилке дороги, Роза Рузавина остановила машину. Отсюда недалеко ее пай, который достался вчера по жребию. «Бобы» раскладывал Комзолов, колхозный агроном, которому досталось место около Лисьего оврага. Траву там не очень хвалят — торфом пахнет. Павлу Ивановичу Роза хотела отдать свой пай — как-никак, у человека двое детей, тот лишь засмеялся:

— Сено всегда сено…

Женщина скинула с машины инвентарь и с котомкой еды спустилась. Здесь увидела Миколя Нарваткина, который сверкал зубами. Все стали смеяться над ним:

— Тебя, Миколь Никитич, Вирява заманила?

— Он в зятья зашел к Казань Эмелю, Зину в оглоблях учит ходить.

— Ту в оглобли и кнутом не загонишь, лягается больно.

— Лягать-то лягает, да, смотрите, как косой машет…

Роза только сейчас увидела Казань Зину. В стороне около распряженной лошади возился ее отец, Эмель. «Наверное, и Миколь пришел им помогать, почему же здесь шляется», — подумала женщина и поспешила к своему паю.

Шик-жик, шик-жик, — слышалось со всех сторон. Косили те, кто ночевал в лесу, встал спозаранку.

Пахло сосновой смолой, медовым запахом. Где-то недалеко ржали лошади. Видать, хозяева захомутали их, и от безделья животным не стоялось. «Лошади волю любят, как и люди», — почему-то подумала Роза. Поставила косу с короткой лезой, принялась точить. Брусок играл в ее руке. Точить косу ее научил дед. Научил и любить лес. В детстве Роза часто ходила с ним за грибами и ягодами, потом он стал брать ее на сенокос. Запах сосны, горьковато-острый, для нее был таким же близким, как и косьба.

«Дыши, детка, дыши, — помнится, учил ее дед, когда заходили в лес. — От запаха сосен все болезни как рукой снимет. — Гладя внучку по голове, уверял: — Будет у тебя здоровье — бесконечные дороги жизни откроются…»

«Какие уж там дороги, все они в Вармазейке сходятся, — охваченная воспоминаниями, — про себя рассуждала Роза. И сразу успокоилась: — А разве это не жизнь, когда дышишь чистым воздухом и живешь на своей родине?..»

Первый прокос — от белых берез до ив — прогнала торопливо, будто кто-то кнутом подгонял. Протерла косу скользящим между пальцами пучком травы, вновь начала точить. Сама думала о Трофиме, который обещал зайти сюда после Суры.

— Люди к зиме готовятся, а он, жмот, на берегу отдыхает. Отдыхай, отдыхай, зимой корову и быка ивовыми прутьями кормить будешь, — вслух стала насмехаться над мужем. — Прутья каждый день таскаешь для вершков.

Уже больше часа, как машет косой Роза. «Бог с ним, Трофимом, на два дня взяла еду, и без него тридцать соток скошу, — ругала она Рузавина. — Не успею — послезавтра приду…»

Закончила третий прокос — села отдохнуть. Посидела, посидела, решила перекусить. Из сумки достала вареные яйца, бутылку молока, кусочек мяса — все это разложила на платок, расстеленный перед ней, и стала есть.

От утренней жары молоко прокисло, сделалось простоквашей. Женщина расстроилась. Почему не взяла с собой ряженку? Хотела откусить мяса, оно показалось недоваренным. Оставила еду, упала навзничь.

Небо было синим, без облаков. Солнце поднималось желтой пушистой кошкой. Сосны, склонив верхушки, кажется, думали о чем-то своем… Старые сосны — каждой более ста лет. Забота у них одна и та же — как зиму пережить.

«А почему мы, люди, об одном дне только думаем, почему души наши очерствели? — отчего-то пришла мысль к женщине. — Все себе да себе…»

Долго спорили о том, чтобы схватить лучший пай. Феде Варакину досталась изрезанная оврагами Лосиная поляна. Она не понравилась ему, и он раздраженно бросил: «Ее Захару Митряшкину отдадите!» — «Почему ему, если тебе попалась? Ведь при всех вытащил жребий», — старался укорить его Камзолов. — «Я две коровы держу, а у него и козы нет». — «А, может, и я на зиму двух коров куплю!» — обозлился Захар. — «А на что, скажи? На похоронные? Те, что мать отложила?» Митряшкин чуть с вилами не накинулся на Федора. Хорошо, что их разняли, а такое «сено» бы вышло…

Действительно, нашелся покупатель коров… Старую мать впроголодь держит. Зимой всю ее пенсию в магазин перетаскал, потом и похоронные вырвал из-под наволочки. Стыдно от людей. Как помирились мать с сыном — один Инешке знает. Правда, через месяц Роза сама услышала от бабки Окси: Захара, говорит, Олег «выручил» — почти все деньги снял с книжки и отдал родной тетке. Выпить и Вармаськин любит, да не так, как Захар пьет. Если и выпьет — то не из своего кармана. Уж такой скупердяй Олег, что диву даешься. А, может, братья вдвоем пропили те деньги? Знаем ведь: коршун коршуну глаз не выклюет…

Роза подняла голову — на прокосе сидел Трофим. В ведре, в ногах, билась хвостом щука.

— Ты уху вари, сам косить буду.

— Мужики уже по поляне скосили, а ты только пришел, — накинулась на него женщина.