Mon cher Alexandre. Je viens de recevoir quelques lignes d’Olinka. Elle est bien malade, et dans la lettre de Mr Павлищев, il me dit tout crûment, qu’il n’y a d’espérance que dans la bonté divine. Je suis au desespoir. La lettre de M-r Павлищев, pleine de details sur l’administration de Михайловское et sur le partage de la succession de maman, m’a dechire l’âme et m’a brisé le coeur — j’ai passé une nuit blanche. Elle est si inconvenante, écrite [si] même avec la plus grande [impol]impolitesse, sans aucun ménagement, ni pour ma position, ni pour le peu de temps qui s’est passé depuis mon malheur. — C’est un homme bien avide, bien interessé et qui s’entend très peu à ce qu’il prend sur lui.
Ne pourras [pas] tu pas, me donner des nouvelles plus consolantes d’Olinka. Elle t’a écrit, elle me dit même, qu’elle y a inséré une lettre pour moi. As-tu reçu la mienne et 100 r. pour la femme de chambre?
Adieu cher ami, je vous embrasse tous les deux, [et] ainsi que les enfants. Je perds la tête.
Reflexion faite, je t’envoye la lettre de Mr Павлищев en original. Prends la patience de la lire. Tu verras combien il est avide, comme il exagère la [1428]
valeur de Михайловское, et comme il s’entend peu à l’administration d’une campagne. — Les comptes avec l’Intendant sont aussi exagérés et puis quelle froideur!.. Il ne parle de la maladie d’Olinka qu’en passant, et comme s’il faisait part de l’état d’une personne qui lui est étrangère, à une autre qui le lui est encore d’avantage. [1429]Михайловское, 18 июля 1836.
Вот уже пять недель как мы в Михайловском. Ольга писала к вам отсюда любезнейший батюшка, и я удивляюсь, почему вы не получили ее письма. Оно было вложено в моем конверте к Александру Сергеевичу: не запоздал ли он вручить вам это письмо, когда вы были еще в Петербурге? А может быть и почта виновата. Теперь, когда вы отдалились от Петербурга слишком на тысячу верст, я воображаю, как долго будут ходить наши письма. К тому же, я не могу требовать от барона Вревского, и не ожидаю, чтобы письма наши всегда исправно принимались на Островской почте. Вот по-моему, одна из главных невыгод деревенской жизни.
Я ехал сюда на покой и с полным предубеждением в пользу управителя. Но вышло иначе. Надо вам знать, что А.[лександр] С.[ергеевич] просил меня заглянуть здесь в хозяйство. На досуге я принялся рассматривать приходо-расходные книги г. Рингеля, и к сожалению, открыл в них большие плутни. Вот результат моей поверки, основанный на неопровержимых доводах. Я буду говорить об одном 1835 годе, когда вас здесь не было.
1) Ржи, овса, ячменя и гречи оказалось, против бирок замолотчика, в недостаче до 30 четвертей, что по прошлогодним ценам составит до 660 рублей.
2) Сена в течение 10-ти зимних месяцев, на корм 50-ти коров и 35 овец, истравлено 8695 пудов, — количество достаточное для прокормления круглый год кавалерийского эскадрона!.. Между тем коровы, по всем справкам, не видали сена больше двух возов, а овцы больше двух недель: в доказательство чего истреблена вся яровая и ржаная солома двух лет, — а скот в самом жалком теле. Украдено на худой конец 3/т. пудов, что по самой низкой цене (я полагаю по 30 коп., а управитель еще прикупил сена 20 пудов по 80 копеек!..) даст 900 рублей.
3) Масла от 20 дойных коров выведено в приходе 7 пудов. Теперь при мне, от 16 коров сбито в 4 недели масла 2 пуда, что даст в год 26 пудов; следовательно украдено до 20 пудов, ценою на 300 рублей.
4) Льну (не говоря об утаенном) продано 3 берковца по
5) На корм 40 птиц с приплодом израсходовано ржи и ячменя слишком 10 четвертей, — ценою на 224 рубля, тогда как они не стоят больше 60 р., по ценам самого управителя. Нужно всего 6 четв., — украдено 88 руб.
Не стану разбирать каждой статьи. От поверки составились у меня толстые отчетные ведомости. Довольно прибавить, что холста и пряжи недостает ровно половины; — что лес, особенно на Земиной горе, вырублен просеками, что караул в лесу снят более года и восстановлен уже мною, после случившейся порубки у самой часовни; что дворня оборвана, получая от управителя только по 5 ф. льну на душу; что птичня развалилась, тогда как барщинники делали для г. Рингеля дрожки и т. п. Словом, управитель украл в 1835 г. до 2500 р., да убытку сделал на столько же.