Переписка

Это место из письма № 22, как уже отмечал И.П. Петрушевский[103], напоминает речь Газан-хана к знати, приведенную в «Сборнике летописей». Устами Газан-хана Рашид ад-Дин так увещевает эмиров, слишком усердствовавших в эксплуатации крестьян: «Я не держу сторону райатов-тазиков, — говорит Газан-хан. — Если польза в том, чтобы всех их ограбить, то на это дело нет никого сильнее меня. Давайте будем грабить вместе. Но ежели вы в будущем будете надеяться на тагар и столовое довольствие и обращаться [ко мне] с просьбами, то я с вами поступлю жестоко. Надо вам поразмыслить: раз вы райатов обижаете, забираете их волов и семена и травите хлеба, то что вы будете делать в будущем?.. И что за благородство и доблесть обижать своих райатов?.. Надо отличать покорного райата от врага»[104]. Но, конечно, это лишь в тех случаях, когда ра’ийаты покорны. Если же они «посмеют нарушить установившийся порядок и проявить недовольство» — никакой речи об умеренности быть не может. В таких случаях «не следует проявлять нерадивость в их наказании и беспечность в их устрашении» (№ 4).

Идеи, которые мы находим в «Переписке», соответствуют политической линии, которая восторжествовала в государстве Ильханов в период царствования Газан-хана, совпадают с общей направленностью его реформаторской деятельности и лишний раз убеждают в той значительной роли, которую сыграл Рашид ад-Дин при проведении реформ. Он был не только вдохновителем и исполнителем реформ, но и являлся, как явствует из его писем, тем звеном, которое связывало монгольского государя с местной знатью. А ведь именно опора на местную знать, сила которой состояла в том, что в ее руках были сосредоточены крупные земельные владения, торговля и ремесло, а в известной мере и провинциальная администрация, позволила Газан-хану и поддерживавшей его части монгольской знати повернуть политику Ильханов и провести реформы.

От везира тянулись нити во все области государства Ильханов и за его пределы. Любопытно отметить, что из пятидесяти двух известных нам писем Рашид ад-Дина лишь три адресованы монгольским эмирам, тогда как его переписке с местной знатью, крупным чиновничеством и духовенством посвящено тридцать семь писем. Рашид ад-Дин был связан со многими уцелевшими после монгольского завоевания на территории улуса Хулагидов местными царствующими домами, и связан не только делом, но порой и родством[105], связан с видными представителями чиновной знати и духовенства того времени. Характерно, например, что многие представители духовенства и служилой знати на границе XIII и XIV вв. получали установленные для них постоянные пенсии, получали их в виде больших сумм и в общем, достаточно постоянно. В целом ряде писем говорится о назначении таких пенсий отдельным лицами (см., например, № 8, 11, 14, 41 и др.), а в письме № 19 упоминается около пятидесяти человек, достаточно известных для своего времени людей, которым установлена ежегодная выплата подобных пенсий. Из писем не вполне ясно, шли ли эти пенсии из личных средств Рашида или из государственной казны, но скорее, видимо, последнее, поскольку Рашид сокрушается, что походы Газан-хана в Сирию опустошили казну и заставили задержать выплату этих пенсий. Как бы то ни было, судя по «Переписке», раздавались они через Рашид ад-Дина.

Целям привлечения и поощрения местной знати служили и постоянно упоминающиеся в письмах Рашид ад-Дина раздачи подарков как отдельным лицам, так и пожертвования в пользу ханака, медресе и т.п. Причем наряду с почетными одеждами, драгоценными материями, благовониями и пр. дарились крупные суммы денег и земли. Насколько широки и разнообразны были связи Рашид ад-Дина, свидетельствует тот факт, что в числе одариваемых им лиц мы находим в «Переписке» не только таких представителей ортодоксального Ислама, каким был, например, известный богослов и комментатор Корана Насир ад-Дин Байдави, но и ардебильского шейха Сафи ад-Дина. В адресованном к нему письме № 45, полном превозношений достоинств шейха, Рашид сообщает Сафи ад-Дину о многочисленных дарах, посылаемых его обители.