Переписка

Дети подрастают. Аля — совсем взрослая и мне всегда странно, что она моя дочь. Нас принимают за брата и сестру. Она продолжает работать над гравюрой и идет в школе первой. Несмотря на то что она первая ученица — я не особенно верю, что это ее призвание. Пишет она гораздо сильнее, чем рисует, да и подход ее к живописи и рисунку скорее литературный.

Мур — мальчик боевого самоутверждения. Оч<ень> умный и способный, но дисциплине поддается слабо.

В Париже сейчас открыл свой театр Чехов[187] Убогий театр и безнадежные спектакли. Он совсем слабый режиссер, а как актер — живет старым багажом.

Слежу, как могу за советскими фильмами. Их здесь можно видеть почти исключительно в закрытых клубах (французская цензура не допускает их демонстрации).

Из последних сов<етских> книг очень одобряю «Гидроцентраль» Шагинян[188] и «Кочевников» Тихонова.[189] Читала ли?

С<офья> М<арковна>[190] исчезла. Не знаю даже — в Париже ли она. Отношение ко мне русских по-прежнему враждебное.

Кончаю. Жду от тебя вестей. Не забывай меня — я тебя помню постоянно и непрерывно.

Обнимаю тебя и глажу твою седую голову.

Твой С.

Как Вера? Нютя? Кот? Пиши обо всех.

25 — VI — <19>32

Дорогая Лиленька,

— Страсть как давно не писал тебе, да и от тебя не имел известий. Как и что ты? Напиши словечко.

Мне здесь с каждым днем труднее и отвратительнее. Я стосковался по своей работе — здесь же не работаю и не живу, а маюсь изо дня в день.

Единственное чем жив — мечтою о переезде. Уверен, что ждать теперь недолго. Вытянуть бы только.

О своей жизни писать не хочу — противно.

Был недавно на докладе Афиногенова[191] и не удалось поговорить с ним, а он тебя должен знать. М. б. на этих днях его увижу и порасспрошу.

Как здоровье твое? Едешь ли летом на отдых?

Думаю, что увидав меня ты порядком разочаруешься — не только потому, что я начал быстро стареть, а потому что от прежнего меня ни крупицы не осталось. Ты же меня представляешь и в прежнем теле и с прежним нутром.

Мы больше не живем в Мёдоне. Наш новый адрес (перепиши его в нескольких экземплярах) —

101 rue Condorset, Clamart (Seine).

Этим летом, конечно, никуда не еду. Как Вера? Как Нютя? Как дети?

Обнимаю тебя с любовью.

Обо мне не беспокойся и не принимай меня за «чудака» и «сумасшедшего». Я просто я.

Твой С.

31 — Х — 19<33>

Дорогая моя Лиленька,

Вот и зима. Сразу наступили холода, сырые и промозглые. В моей комнате стоит маленькая чугунная печурка — вроде буржуйки, а на печурке непрерывно кипит чайник. Здешняя зима для меня извод. Боюсь, что от русской зимы совсем разойдусь по швам.

С большим интересом прочел твое письмо о работе над читкой Пушкина.[192] Должен тебе сказать, что поскольку я могу судить о читке по звуковым советским кино — она очень и очень слаба. Но кинематографическая «читка», конечно, вещь совсем особая и очень далека как от театральной (должна быть далекой), так и от «литературной». Эту «особость» пока что советские актеры совсем не чувствуют — им нужно поучиться у американцев.

Что же касается стихов — то я лично очень люблю сухую читку, с еле заметным вскрытием эмоционального костяка и с выделением ритмического остова стихотворения. Классическая читка наверное ни то и ни другое — а среднее. А по мне лучше всего читают стихи авторы. И сам Пушкин читал стихи по-моему. Ужасно когда стихи навязываются. Обычное актерское чтение, даже культурное, а не по Худ<ожественному> т<еатру> — именно такое: всё договаривается, разжевывается, подчеркивается. А договаривать и чувствовать — я должен, а не чтец. Вообще в читке стихов лучше не додать, чем передать. Я говорю о стихах лирических.

Очень возможно, что мы довольно скоро увидимся. Отъезд для меня связан с целым рядом трудностей порядка гл<авным> образом семейного. Будь я помоложе — насколько бы мне все это было бы легче. В ужасный я тупик залез. И потом с детства у меня страх перед всякими «роковыми» решениями, к<отор>ые связаны не только с моей судьбой. Если бы я был один!!!!!

В Россию я поеду один.

Слыхала ли что-нибудь о Дмитрии Петровиче Мирском,[193] перебравшемся из Лондона в Москву? Это мой большой друг и если ты при случае его увидишь — он многое обо мне расскажет. Он очень учен (литература) и блестяще умен и одарен. В Москве он работает в издательстве иностранных рабочих (кажется — Никольская 6). Правда — он меня не видел уже около года.

А к Нов<ому> Году к тебе зайдет другой мой приятель: Павел Ник<олаевич> Толстой (троюродный брат Алексея Николаевича и живет у него в Детском Селе). С этим — держи ухо востро. Он очень мил и не без блеска, но жулик отчаянный. И враль отчаянный.

Очень обрадовали меня приветы от Володи с женой.[194] Поцелуй их от меня. Передай им, что в Париже уже несколько лет работает Сокол.[195] Он очень здесь и повсюду известен. Я с ним ни разу не встречался. А по тому, что он помещал во франц<узских> газетах — он мне далек. Он м<ежду> пр<очим> женился на б<ывшей> актрисе Кам<ерного> театра — забыл ее фамилию, но я ее знал.