Переписка художников с журналом «А-Я». 1976-1981. Том 1

Во время этого обдумывания и обсуждения и возникла идея журнала. Ж. [Жак Мелконян] сказал, что подумает и посоветуется с тобой и с кем-то ещё. Тогда же я и написал тебе письмо, но долго не мог отправить (месяца два!) Но потом идеи изменились, трансформировались, и оно, конечно, устарело. Тогда я и написал № 10. Но там много неосуществимых проектов (особенно дискуссионный отдел) и ты не обращай на него особого внимания. Беда в том, что эти наши письма отстают на 1,5-2 месяца и безнадёжно устаревают. Кстати, это одна из самых сложных (технических) проблем в нашей затее. Но пока я мечтал и фантазировал о будущем журнале, снова приехал Ж. [Жак Мелконян] и попросил срочно разработать развёрнутый проект и, ссылаясь на твою подсказку (и не вникая в её суть), предложил создать редакционный совет, в который бы вошли Г. [Герловины] и Ч. [Чуйков]. Предложение было сделано в их присутствии, поэтому сама идея критически не обсуждалась и была воспринята сама собою, как должное. На мой взгляд, это была большая ошибка.

В этом пункте ты должен понять меня абсолютно правильно, а я попытаюсь внятно разъяснить свою точку зрения. Я убеждён, что такой журнал делать большим сообществом невозможно. Во-первых, каждый член совета обладает правом вето, что делает невозможным публикацию материалов, по которым нет единого мнения. Во-вторых, мы ещё демократически не воспитаны, мы ещё не научились уважать чужое мнение, несовпадающее с нашим (я говорю «мы», имея в виду и себя тоже). В-третьих, каждый понимает цели и задачи журнала по-своему, и снивелировать эти мнения мне не представляется возможным. В-четвёртых, в это деликатное и небезопасное дело вовлекается слишком большой круг людей, и невозможно будет проконтролировать, где утекает информация. В-пятых, и самое главное, к сотрудничеству должны привлекаться люди по деловым качествам, а не по принципу дружеских отношений. И шестое – в больших коллективах (а для такого журнала его можно назвать «большим коллективом») обратно пропорционально падает ответственность каждого отдельного члена за выполняемую работу, другими словами: один надеется на другого, а дело стоит.

Может быть, теоретически, я и не прав, но короткая практика показала: «сообща» дело делается гораздо туже и медленнее, чем в одиночку. Вспоминая наше первое совместное «заседание», бросается в глаза столкновение интересов, т. е. личной заинтересованности в этом деле. Раскол произошёл сразу же и по первому же пункту: каким быть журналу – направленческим, т. е. декларативного содержания, или информативным. Г. [Герловины] резко взяли сторону направленческого. Ударной (ближе к манифесту) ориентации (другими словами, участвуют, прежде всего, они и все, кто с ними). Я – за равноправное предложение всех современных направлений, не исключая и чисто теоретических и философских работ неинформативного характера. Ч. [Чуйков] после нескольких колебаний принял тоже эту точку зрения, чем вывел Г. [Герловиных] из себя; они даже встали, оделись и на пороге сказали, что если когда-нибудь на страницах «вашего» журнала появится Харитонов или Рабин (фамилии я, может быть, и путаю, но смыл передаю точно), то они тут же выйдут из редколлегии. Постановка вопроса слишком жёсткая для того, чтобы плодотворно сотрудничать, и если бы не компромиссные предложения Ивана, который не дал себя спровоцировать, дело зашло бы в тупик. Хоть мы тогда и не пришли к одному мнению и даже не разработали проект первого номера, всё же было решено на этом собрании одно важное и достаточно щекотливое дело: выбор главного редактора.

Я не могу толком ответить, почему так, но выбор пал на меня, и уже в этом новом качестве я подготовил декларацию об обязанностях и полномочиях редактора. Правда, никакой торжественной церемонии при её прочтении не было, но я отстоял некоторые прерогативы этой должности. Прежде всего, возможность самостоятельно решать, какой материал пойдёт или не пойдёт, кому его заказать, в каком виде материал должен быть подан и т. п. Короче, самостоятельно решаются все вопросы, кроме самого главного: кого публиковать. Такое решение я считаю правильным и думаю – ты к нему присоединишься. По вопросу же «кого публиковать?» я тоже сделал несколько, как мне кажется, очень важных оговорок. Дело не в том, будем мы или не будем публиковать Рабина, а в том, что нельзя себе ставить априори искусственные преграды в самом начале работы, суживать свои возможности, создавать искусственные и догматические запреты. Запрет должен быть один – делать плохо. Вопрос же о том, каким быть журналу – проводником и вестником одного направления или информативно-теоретическим, мы отложили до приезда Ж., который решил его одним словом – «конечно, информативным». (Второе слово «теоретический» он почему-то не упомянул, но здесь, мне кажется, мы должны действовать вопреки его желаниям и его ориентации.