Переписка художников с журналом «А-Я». 1976-1981. Том 1

Желаю успехов. Жду с нетерпением результатов работы. Обнимаю. Игорь

Шелковский – Орлову 25.02.78

Дорогой Боря!

Получил твоё письмо № 1 с фотографией. Фото очень удачное, мне приятно смотреть на ваши лица, каждый вышел в своём наилучшем виде. Очень радует твоя фраза, что «жить интересно». Как это ценно, что вы все вместе, собираетесь на чай, разговариваете (об искусстве!). Мне остаётся только завидовать вам. Я один. И Саша Косолапов тоже один. И каждый художник в Париже один (их здесь русских, активно работающих, человек 30). Если говорят между собой – то о деньгах (дальше в этом письме я тоже буду о них говорить). Разговоры об искусстве здесь как-то не получаются.

«Злое» письмо ты мне всё-таки пришли. В спорах, даже злых, больше пользы, чем если мы будем друг друга по головке гладить. Я всё думаю, чем я мог тебя разозлить, не тем ли, чем Марину Р. [Романовскую], – рассуждениями о провинциальности и пр.? Год назад меня очень занимал этот сюжет, сейчас уже меньше. Сейчас на повестку дня всплыло «количество». Количество чего? Работ, разумеется. Смешно? Конечно. Но мне не до смеха. Мне бы хотелось сейчас любую мою работу иметь в 10-ти экземплярах и больше. Ты спрашиваешь, смогу ли оплачивать свою мастерскую, а я пока об этом никакого понятия не имею. Очевидно, весь первый год жизни в ней мне придётся жить в долг. Вот и я пишу о деньгах, а что поделаешь, в Москве я был блаженным любителем, а здесь мне надо материально за всё отвечать. Как-то на закате в Абрамцево мы готовились совершить велосипедную прогулку, и я крикнул тебе через шоссе: Боря, что такое искусство? – А онанизм – ответил ты – приятненько и ладно. Закинул ногу на велосипед и поехал.

Счастливые были времена, и хорошо, что они всё-таки были. И хорошо, что мы меняемся, и жизнь меняется. Лет 10 назад я постоянно держал в голове абзац из китайского трактата об искусстве: «Надо столько похоронить стёршихся кистей, чтобы из них образовался маленький могильный холмик. Только тогда ты станешь мастером, т. е. человеком свободным. А до этого надо следовать законам». А как теперь всё расширилось, изменилось, переместилось. Что понимать под кистями? Годы, месяцы, события? И из чего тогда надо холмик образовывать? А мастерство – что такое? Я убеждаюсь, что всё меньше и меньше знаю на этот сюжет.

Два стихотворения [Д. Пригова] уже увидели свет, и ещё несколько появится в ближайшем будущем. А также проз. Видишься ли ты с Андреем Г. [Гросицким]? Как он живёт, какие новые работы сделал? Слава Л. [Лебедев] опять молчит. Или не получил моего письма или ленится писать. …

Орлов – Шелковскому 13.03.78

Игорь, дорогой, как ты там, как дела с мастерской?

Получил ли ты моё письмо с фотографией?

Недавно Саша прислал мне длиннющее письмо. После него рассеялись многие неверные домыслы о его судьбе. Всё идёт хорошо. Но по тону чувствуется, что он перенёс тяжёлую травму. И только сейчас встаёт на ноги. И как бы начинает жизнь сначала. Америка не принимает ничего инородного, и ничем другим, кроме американского, не интересуется. Америка упоена собственной молодостью и, видимо, для молодых.

Поискал также фотографии своих работ. Несмотря на размеры и явное улучшение качества, я расценил всё это по сравнению с последним московским периодом как шаг назад. Но московское никому не нужно и неинтересно. Я бы, наверное, не смог так отступать.

«Русские, – говорит, – жрут друг друга, как крысы в бочке. Клевета, грязь, людоедство». Он с ними и не общается. Ты тоже, как мне показалось, не очень с ними ладишь. Дима [Пригов] достиг Пушкинского возраста и двадцатилетия со дня творческой деятельности. По этому случаю состоялась читка его стихов при большом стечении народа. Успех был явный. Его не отпускали ещё долго после окончания его программы. Чтение прерывалось аплодисментами. Это была полная противоположность той весенней читке 76 года. Это были избранные стихи за последние 5 лет. Самые. Самые. И что самое главное – очень разнообразные. …

Боря

Есаян – Шелковскому 16.03.78

Дорогой Игорь!

Подходит к концу 3-й месяц ожидания ответа из ОВИРа (мы подали 29 декабря 1977 г.). Ждать тяжело и доживать здесь тяжело.

Ты пишешь в письме (к Cокову) об утрате своего целостного мира на Сретенке в Москве. А он с каждым днём распадается, этот мир. Для меня этот распад начался давно, с отъезда Анри [Волохонского], а твой отъезд довершил картину руин. Вот отъезжает даже наш благополучный Вадим К. [Космачёв] и десятки не очень известных сверстников.

В Москве сейчас мода на посредственность. Откапают какую-нибудь пыльную личность, которая на ВДНХ прославляла сталинское животноводство, а по воскресеньям писала маслом, и носятся с ней, точно это новый Матисс. Какая-нибудь девица из текстильного института спрашивает: «Как, разве Вы не знаете Х.? Он же гениальный живописец 30-х годов!» Вот так. А в музей ходят только на выставки – постоять в очереди.

Заезжий Наков сообщил, что в Париже будет огромная выставка Малевича46 в Помпиду – вот это здорово!