Дорогой мой, несравненный друг! Как Вы поживаете в Париже? Холодно ли там или не очень? Я также скоро переселюсь в соседство Парижа и боюсь, боюсь ужасно, чтобы мне не было холодно. Будьте так добры, дорогой мой, не откажите написать мне два слова, какая температура в Париже. Мне очень хочется скорее перебраться в свой уголок, но, с другой стороны, здесь так тепло и до того хорошо, что жаль уехать отсюда, но, вероятно, я между 15 и 20 марта решусь всё-таки двинуться в путь. Молодые мои, кажется, хорошо проводят время в Риме, только жалуются, что везде очень переполнено и очень всё дорого. Брат мой всё еще здесь, и скоро, вероятно, приедет невестка, Лиза. Меня очень беспокоит, как она сделает эту дорогу после такой тяжелой болезни.
Милый, дорогой мой, если бы Вы вздумали летом проехаться за границу, то сделайте мне эту величайшую радость, погостите у меня в Belair. Там летом должно быть очень хорошо, ведь это Touraine, а Вы знаете, что ни при одном французе нельзя назвать эту провинцию без того, чтобы он не заявил Вам, что Touraine c'est le jardin de la France. Я была бы так счастлива, если бы Вы осветили мой уголок Вашим пребыванием в нем.
А наше правительство опять переменило политику, опять вернулось к старой традиционной, к союзу с Пруссиею и Австриею. Быть может, это и разумно, но очень несимпатично, да, мне кажется, и непрочно; вся эта дружба может держаться только, пока жив император Вильгельм, а после него Пруссия доберется до России. Конечно, Франция и без всяких союзов с Россиею, по силе собственных обстоятельств, будет помогать России, да всё бы нам было вернее дружить с Франциею.
Были ли Вы, друг мой, в концерте, в Chatelet или каких-нибудь других? Французы теперь становятся вагнеристами. Вы читали, вероятно, а может быть, и были в концерте консерватории, где исполняли из “Тристана и Изольды” Вагнера? У меня совсем музыки нет, только иногда Соня играет что-нибудь из Ваших сочинений. Она довольно много играет Ваших композиций. Будьте здоровы, дорогой мой, милый, и не забывайте всем сердцем горячо Вас любящую
Н. ф.-Мекк.
191. Чайковский - Мекк
Париж,
27 февраля 1884 г.
Вы спрашиваете, дорогой, милый друг мой, какова в Париже погода? Недели две сряду она была превосходна, т. е. сухая и теплая, — конечно, не столь теплая, как у Вас, но, однако ж, почти весенняя. Со вчерашнего дня начались дожди, но не очень сильные и прекращающиеся к полудню.
Мне кажется, что Вы не получили моего последнего письма, в коем я писал Вам, почему я не поехал в Италию и остался в Париже. Меня удержала здесь, с одной стороны, болезнь Тани, С другой, — нечто вроде хандры и апатии, делающими для меня безразлично скучными всякие местопребывания. Мне хочется домой. А где этот дом мой? Скорее всего всё-таки Каменка, и вот завтра я отправляюсь туда. Тане настолько лучше, что, ввиду забот добрейшей сожительницы ее и ввиду скорого приезда сюда Коли и Анны, я решаюсь оставить Париж.
Милый друг! Я начинаю мечтать о каком-нибудь прочном и постоянном устройстве своего собственного уголка. Кочующая жизнь начинает сильно тяготить меня. Будет ли это где-нибудь на окраине Москвы или где-нибудь подальше и поглуше, еще не знаю. Тысячи планов роятся в голове моей, но, так или иначе, нужно, наконец, жить у себя.
Вы спрашиваете, был ли я в каком-нибудь концерте? Нет, милый друг! В самые первые дни моего пребывания здесь я был в двух-трех театрах, но не вынес почти ничего из них, кроме скуки и усталости. С тех пор я все вечера провожу у Тани или у себя. Вообще, я испытываю нечто совершенно небывалое: именно скуку, апатию. Никуда не хочется, ничто не привлекает. По временам находило даже желание не то что смерти, но небытия. Знаю, что из этого состояния я тотчас выйду, как только появится работа. Но и работать не хочется. Всё это результат усталости и нервного напряжения, в коем я долго находился.
Тысячу раз благодарю за приглашение погостить в Веlair, но нынешним летом вряд ли я воспользуюсь им. Я сделался тяжел на подъем, и дальние поездки пугают меня, особенно при моем теперешнем одиночестве. По крайней мере, в эту минуту мне кажется, что я способен теперь только сиднем сидеть где-нибудь у себя, дома. Путешествие перестало освежать и приятно развлекать, как прежде. Вот почему я и натыкаюсь беспрестанно на мысль сделаться оседлым. Итак, благодарю Вас, дорогая моя, от всей души благодарю за приглашение. Знаю, что мне бы было у Вас как у Христа за пазухой, но предвижу, что, раз попавши на лето в Россию, я едва ли буду иметь духу в скором времени уехать снова за границу.