А сколько света мне виделось! — и ушел свет. Я не побуждаю тебя — решать главное, я примирился с мыслью, что ты _н_е_
можешь решить, нет воли у тебя, ты сама себя покинула, ты устала, больна, — ты вся растратилась на — чаще всего — призрачные муки. Ты _и_х_ _и_щ_е_ш_ь, чтобы «всю горечь испить». Мало ее было?! Вдумайся же, спокойно, во все, что написал тебе вчера. Какая радость — терзать друг друга? Тогда уж лучше забыть друг друга. К чему это томление — надуманным, несбыточным счастьем? Я теряю веру в него. Я теряю волю — жить, работать. Когда-то, после второго удара в сердце, после смерти Оли… — я ждал конца. Я все разметал и кинулся в монастырь на Карпатской Руси, — около него окончить дни, когда меня, в июле 37 г. вернули к жизни после тяжелой болезни. Но и монастырь не мог утолить тоски, закрыть пустоты. Или я что-то предчувствовал?.. И снова — проклятый Париж, и снова черная пустота, и снова гнетущая боль одинокости. И мой крик. И ты — отозвалась мне, _с_в_е_т_ мой, вечерний! Зачем _о_т_о_з_в_а_л_а_с_ь_ ты? — чтобы поманить далеким отсветом… несбыточного счастья?! Зачем?!.. Теперь еще больней, еще ужасней сознание грозящего одиночества, _н_о_в_о_й, страшно болезненной, невыносимой _у_т_р_а_т_ы… — _т_р_е_т_и_й_ _у_д_а_ р?! Но его я не выдержу, я знаю, — у меня нет сил выдержать. Я не могу молиться. Я не хочу жить — без тебя не хочу, не могу, не стану. Я _в_с_е, кажется, дал, что было во мне сил. Я счастлив, что отдал тебе светлое мое, м. б. лучшее из просветлений духа… — мое «Куликово поле», связал душевно себя с тобой. Помни своего найденного Ваню… — он плакал, когда писал. Не знал — для _к_о_г_о_ писал… И вот, узнал — для _к_о_г_о, и — отдал. Там тоже — Оля. Да, так и _я_в_и_л_о_с_ь, в янв. — февр. 39-го, за 4 мес. до _т_е_б_я. Переписывая для тебя теперь, я чуть пополнил _е_е, Олю…232 чуть усилил ее черты — _т_в_о_и_ — мне дорогие… — смирение, чистое сердце, благоговейный порыв-восторг, _в_е_р_у, что _в_с_е_ _ж_и_в_о_е, и _н_е_т_ _у_т_р_а_т… у Господа нет утрат, и у тех, кто во Имя Его живет и верит… И _в_о_т_ — болью слышу _о_т_в_е_т_ мне — _у_т_р_а_т_а! Неужели надо принять эту, _н_о_в_у_ю, когда _о_з_а_р_я_л_а_ _в_е_р_а?! Оля, ведь я прежний, люблю тебя, верю в тебя… — зачем же ты так? зачем не веришь мне?! Ищешь во мне, чего во мне нет, — ты же _в_с_е_ во мне знаешь! Оля, м. б. Он, Преподобный, кого я дерзнул дать в своем искусстве… м. б. Он помог мне найти эту — Олю — мечтаемую, искомую, взыскуемую?! Ведь это твой духовный образ выяснялся мне, — ненадуманный, — явившийся сердцу моему, нежный, чистый… — я плакал с ней тогда, в той комнате, склонившись к ногам Святого… я задыхался в рыданиях, в благостности… _т_о_г_д_а! И Он — _б_л_а_г_о_с_л_о_в_и_л_ меня? положил и мне свою десницу на усталую голову? и сказал — «пребуду с тобой… до _у_т_р_а». До утра — с тобой, _у_т_р_а_ дня «в_с_т_р_е_ч_и» _с_ _т_о_б_о_й, Оля моя! Не знаю. Я был счастлив. И вот, _п_р_и_з_р_а_к_ светлый… _о_т_х_о_д_и_т? гаснет?.. Не уходи, Оля. Не мучай. Нет, я не стану удерживать тебя. Делай, как хочешь. Мне стыдно, я не хочу, чтобы даже ты меня жалела. Милости мне не надо… Ушел Святой от меня, и опять пуст кров мой, и дни опять пустые, и ночи без сна.