Переписка с О. А. Бредиус-Субботиной. Неизвестные редакции произведений. Том 3 (дополнительный). Часть 1

Ваня, я вся тревога за тебя! Ну, как тебе не стыдно: ты намеком на какую-то твою болезнь меня встревожил и не хочешь досказать, что же с тобой! Я требую, да требую, чтобы ты немедленно мне ответил, что с тобой такое было. А уж это определение «серьезно» или нет, предоставь мне! Голубчик, ну, не мучай! Почему ты не сказал мне что с тобой?? Конечно, потому что это именно не пустяк?! Иначе не могу объяснить! Я тебе все, все о себе пишу, именно, чтобы у тебя не оставалось мучающих сомнений. Иногда я сама смущаюсь той откровенностью, с какой я пишу тебе о себе. Но моя любовь к тебе это все покрывает. Я уже тебе писала, что ничего не нашли в почке. Вань, отчего это, скажи, пожалуйста, все, кто слышит об моем кровоизлиянии — сперва думают, что это не почечное, а о «ж…… сферах»? Это бесит меня, _н_е_ ты бесишь, но другие! Это же безумно просто различить! Неужели ты-то такую глупость можешь спрашивать! Все-таки есть же разница! Неужели ты такую примитивную анатомию не знаешь?! Да что же специалист-то мой дурак что ли? Они не по рентгену только судят, но исследуют цистоскопом! Скажи это Серову, если это его интересует. В последний раз цистоскопировали оба раза во время кровотечения и видели ранку откуда течет. Она у меня низко, при выходе из почки. Я не на тебя злюсь за это «ж……сферы», а на всех, кто к медицине причастен и с этим может носиться. Доктор в Схалквейке тоже: хотел удостовериться и готов был начать даже без перчаток. Я завопила и не пустила. Этот, по-моему, думал даже, что я что-нибудь сама натворила. Идиоты! Доктор в Утрехте, у которого я была 2 года назад (который настаивал на операции), по своей специальности — хирург-гинеколог! Ну, веришь, что что-то нибудь он видел! Эти две «сферы» я сама отлично разделяю, не будучи врачом. И во время этого последнего кровотечения почки, можно было особенно убедиться, насколько одна сфера — почечная, а другая — не почечная. Понял? Ни у одного специалиста не возникает даже и тени мысли о не почечном, т. к. у меня и страдает почка. В ней образуется сгусток, и она болит, жар бывает, а потом я чувствую, как проталкивается этот сгусток и течет тогда «старая», бурая кровь. И обычно этим заканчивается. А доктора видят через цистоскоп! Меня прямо бесит это предположение врачей, что это не из почки! будто я не могу понять! Подумай хорошенько и скажи сам себе: можно ли ошибиться? Они же (если я сама дура!) катетер вводят. Что же Серов думает, что в «женскую сферу»? Глупо! Я не хочу обижать твоего друга, но я не понимаю его! Не слушай его в этом! Ну, довольно. Ванёк, я изнываю о тебе! Безбожно это, что заставляешь мучиться твоей болью… Что с тобой было?? Говоришь: «сегодня опять здоров…» Но что _б_ы_л_о?

Тоже кровь? Где? Почему? Ты обязан, ты должен все сказать! Я не буду спать, я изведусь! «Ты бы рассмеялась», пишешь ты… Глупый! Неужели я могу смеяться на твою болезнь? Какая бы она ни была! Если даже палец обрезал, то я и то хочу знать!

О, как ты пишешь: «хочу к тебе, с тобой, тебя, тобой…» ах, Ванюшечка… а я? Ну, обними, ну целуй, «только я знаю как…» пишешь ты. Хорошо, дай же и мне узнать… Все. Все… Господи, прости мне! Сегодня Великая Суббота. Мне грустно было. Без храма. И завтра тоже. Сегодня ночью меня сестра разбудит, и я зажгу твою свечу… с тобой буду, в Свете, в Радости Божественной…

А сейчас… я пью твою сирень из письма и ту, про которую пишешь… в поздней Пасхе…

Я с тобой, я до боли люблю тебя, я не могу больше, я твоя, вся. Ты знаешь… И ужас какой: эта болезнь, это все такое неясное. Не могу тебе всего объяснить… Но тяжело мне. М. б. потому я и болею, что нет сил справиться со всем… О, если бы ты знал! Да, у нас «больничная палата». Как я хочу тебя сейчас, сию минуту (!) видеть, осязать, слышать, всего чувствовать!! Отчаянно люблю тебя… Мне хочется тебе что-нибудь послать от себя, кусочек себя… Но что? Волосы? Есть у тебя. Кусочек одежды? Рубашечки, свидетельницы слез моих и страхов? Да? Хорошо.

Я люблю тебя! Господи, грешно сегодня так своим радоваться, — сегодня все только ради Него…

Но я не могу. Я хочу тебя согреть, моего глупого, — чего ты навоображал, что «одинок». «Пасху не буду устраивать». Ну, опять у мальчика Вани заболели ножки до Троицы дойти? Ванечка, как мне жаль, что я тебе не могу стола устроить! И яичко тебе не смогла послать! На 2-ой день ты будешь грустен? —

Я понимаю… А если бы я с тобой была, то… можно мне было бы с тобой поехать? И подождать, хоть у ограды, чтоб отогреть тебя. Немножечко утешить… И если можно, то представь, что я жду тебя у ограды (если ты не захотел бы меня с собой взять на могилку), встречаю тебя нежно. Молюсь в душе и обращаю взор к усопшей твоей, прошу ее послать на тебя свою улыбку… и на меня! Я очень чту О. А. Поклонись от меня ей. Всегда.