Переписка с О. А. Бредиус-Субботиной. Неизвестные редакции произведений. Том 3 (дополнительный). Часть 1

Ласточка, напиши, не содрали пошлину за духи? Мне было бы досадно это. Ждут «L’heure bleue» и «Muguet». Скажи, хочешь «Jasmin»? Что?.. Все достану, дай хоть _т_а_к_о_е_ счастье. Дошлю лекарство, непременно ешь, окрепнешь. Пошлю редких бисквитов, конфет, — грызи, карамеличка моя сла-а-денькая, упря-мая, зано-счивая. Ах, если бы карамельку из твоих губок..! — как когда-то в пансионе меня баловала Аничка Дьячкова, — а я — хи-трый, прихватывал ее язычок, сла-дкий! И она раз — укусила меня за ухо, до крови, — и лизнула. А я прокусил ей пальчик. Ну, как собачата. И в этом было _ч_т_о-т_о_ тревожное. Мне было 7 лет! — и я все знал. И — остался чистым. Но… _ж_е_л_а_л! Уже!! — не сознавая, _к_а_к. Жасминка моя, златоглазая… хоть во сне дай себя. Знаешь, сейчас я понял «Египетские ночи». И — готов, приди¹³⁹. Изживу все сердце — в один миг, _о_т_д_а_м_с_я_ весь. Никогда так не было еще! Что со мной? Ольга, Ольгушка… как жадно люблю, как безмерно си-льно. Ох, до дрожи во всем теле. Безумец я. Твой Ива

Скажи, как любишь.

Всю тебя _в_ы_п_и_л_ бы! А-а…

58

О. А. Бредиус-Субботина — И. С. Шмелеву

1/2.ХII.41

ночь

Я в отчаянии, дорогой Иван Сергеевич!

Что с Вами? Если бы знали, как мучает меня неизвестность! Почему Вы ни одним словом не дадите о себе знать?

Я не нахожу слов, не нахожу мыслей, чтобы выразить Вам всю мою тревогу, все то, что меня наполняет. Вы же знаете!?

Я не могу больше писать этих писем «ins Blaue hinein»![91] Я не знаю даже, читаете ли Вы их, — вернее даете ли кому-либо читать. Всего вернее они лежат где-нибудь… М. б. в корзине для бумаг?

Ах, нет, я не обижаюсь, конечно!

Я просто измучилась.

Я так несчастлива: подумайте — я опять больна. Мою простуду я не смогла обмануть — хотела на ногах ее перенести, но, увы, сегодня жар и так все, буквально все болит, что нет сил. Я до вечера терпела, но думаю, что завтра останусь в постели.

Попрошу тогда маму отнести на почту. Утром еще припишу как себя чувствую. Я в отчаянии от своего здоровья. Никогда так не хирела. Сыро тут очень. И в доме сыро. Во время войны он был залит водой.

Сегодня я осталась на ночь в столовой, т. к. [там] тепло и сухо. Я уж давно знала, что заболею, т. к. сны такие видала.

Я часто Христа вижу. Ах, а в прошлом году я видела Божию Матерь… Но как! Я опишу Вам. Когда поправлюсь.

Это был удивительный сон! Я его не записала, но помню ясно! Жаль, я не вела и дневника последние годы… Буду.

Я все, все напишу Вам, о чем Вы спрашивали! Ах, если бы увидеть Вас! «Еще хоть раз увидеть Вас!»¹⁴⁰ и т. д. Знаете этот романс? — Ах, скоро «Христос рождается»¹⁴¹ будут петь! Как трепетно-радостно это «адвентное»[92], первое, — полунамек на грядущий Праздник! Я так люблю это! Помолиться бы с Вами! Я не могу вдруг молиться. Это со мной бывает. И я страшусь этого: обычно выводит меня из этого «оцепенения» что-нибудь очень тяжелое. И тогда я — вся к Богу! У меня тревожные сны. Сегодня я видела землетрясение, — все качалось. Проснулась — кружится голова… Простите, что занимаю пустым Вас!

Будьте здоровы, дорогой Иван Сергеевич!

С Праздником «Знамения»¹⁴² Вас!!!!

Всегда мысленно с Вами, Ваша О. С.

[На полях: ] 2.XII.41 Сегодня мне лучше. Сама еду в город, — необходимо познакомиться с одними людьми, — м. б. мне очень полезными.

Ничего нет от Вас!

Чудная погода!

Не волнуйтесь обо мне. Я — «сухое дерево», — поправлюсь!

Как время летит — Рождество скоро! У меня месяцы, — как дни!

59

О. А. Бредиус-Субботина — И. С. Шмелеву

3. ХII.41

Бесценный, сокровище мое, любимый, самый дорогой и близкий! Нет слов для тебя, нет выражения! Я вся измучилась, устала, доведена до предела пытки!.. Все эти дни… 12! Ужасных дней! я все ждала весточки от тебя… не было! Сегодня твое письмо и… духи, и мед, и селюкрин! Что ты делаешь! Я в отчаянии. Ну, не балуй меня! Но это все — т. е. мое ворчание — не так уж важно. Важно твое письмо! Да, но сперва я все-таки обниму тебя и поцелую… зачем такое баловство?!! Духи — упоительны!.. В них свежесть полей, лугов, цветов… знаешь, такие белые, зонтиковые, вроде ягелей? Они похоже пахнут, именно после ливня… Упоительны… Не посылай, ради Бога, больше ничего… Это так меня смущает!..

Я имела в виду духи… не то «герлинаде», не то «герлинада», что-то в этом роде. Они были у меня в Берлине. Но эти твои — лучше! Твои! Свежее. И не то, что Коти. У Коти всегда какой-то «сухой» запах. Будто пылью. Не правда ли? У Guerlain же — сочный, свежий.

У меня был один знакомый (инженер), торговал потом парфюмерией. У него я могла «знакомиться» с разными духами. Там я откопала Guerlain. Этот знакомый моих родителей (не моя любовь).

Ах, Ванечка, теперь письмо… я не знаю, что я тебе скажу. Я вся полна им… О визе?.. Кукла? Нет куклы… Не будет? Не бывает кукол и сказок в XX веке у таких, как я… Я все понимаю, Ваня. Все! Но где-то в сердце, давно точит: «отчего-то ты и не хочешь встречи». Понимаешь, умом не хочешь!