В современном представлении – и это неразрывно связано с тем восторженным восприятием знания, о котором я говорил ранее, – культура обычно ассоциируется с демократией. Однако эта связь отнюдь не очевидна. Только после 1945 года большинство деятелей культуры – университетские преподаватели, интеллектуалы, писатели, музыканты, – а с ними и представители общественной элиты стали провозглашать себя демократами на том основании, что относятся к культурным людям, и вкладывать в умы идею, что любой образованный человек неизбежно будет сторонником демократии. На самом же деле все далеко не так. До 1945 года от культурного человека скорее ожидали поддержки авторитарных режимов и презрения к народу, по определению малообразованному и недостаточно воспитанному. Тэн, Ренан или Брюнетьер, которые в свое время считались образцовыми французскими интеллектуалами, отнюдь не были сторонниками демократии{102}
. То же самое можно сказать о Германии, где на ум приходят такие влиятельные фигуры, как Гете и Томас Манн. Демократия пришла не сверху, а снизу{103}.Например, в 1935 году фашистская Италия вторглась в Эфиопию, которая была членом Лиги Наций (аналог ООН){104}
. Казалось бы, следовало немедленно запустить процесс обеспечения коллективной безопасности, предусмотренный уставом Лиги. «Нужно было зафиксировать акт агрессии и на уровне Совета Лиги Наций принять решение о санкциях: экономических и финансовых – в обязательном порядке, военных – если бы на это хватило духу»{105}. Однако французское и британское правительства вовсе не собирались защищать эфиопов, которые, в конце концов, были всего лишь «варварами»{106}.Тем не менее одного лишь предположения о вмешательстве в защиту эфиопов, которого в реальности ничто не предвещало, оказалось достаточно, чтобы привести клириков от культуры в ярость. Шесть десятков французских интеллектуалов опубликовали на второй странице газеты