— Конечно, — с виноватой улыбкой сказала она, — вы, наверное, решили, что просьба странновата…
Сенатор Опэл терпеть не мог, чтобы перед кем-то лебезили.
— Да плевать, что он там решил! Пусть отправляется и выполняет! И что ты имеешь в виду — просьба? При чем тут просьба?
— Но, папа…
— Нет у меня времени на пустую болтовню! Если этот несчастный недоумок чего недопонял, сама ему растолкуй. — Сенатор повернулся к Пэки. — А с вами я желаю потолковать. Поцелуйте на прощание Джейн, и пойдем.
Чтобы целовать невесту в присутствии ее жениха требуется тонкий такт. Пэки постарался, как мог, осуществить этот подвиг, но ему все-таки показалось, что расположения публики снискать ему не удалось.
Постаравшись не глядеть на Эгглстона — в конце концов и так известно, как тот выглядит, — он двинулся с террасы за сенатором.
Заподозрив, что Блэр, пожалуй, обнаружит повод для критики в недавнем спектакле, Пэки не ошибся. Поведение романиста, впившегося взглядом в Джейн, напоминало об Отелло. Он тяжело дышал, и его так захлестнули эмоции, что он даже пригладил волосы одежной щеткой.
— Что, — прохрипел он, — это означает?
Джейн кинулась его успокаивать.
— Я понимаю, милый, тебе показалось странным… Папа забрал себе в голову, будто горничная миссис Гедж…
— Какая горничная, — нетерпеливо отмахнулся щеткой Блэр. — Я говорю про Франклина.
— Ах это… Ну, тут долгая история. Он приехал в шато, выдав себя за виконта де Блиссака…
— Не важно, за кого он себя выдал! Он поцеловал тебя!
Если до этого Джейн была ласковой, то теперь стала прямо медово-масленой.
— Ну да! Я про это и рассказываю. К несчастью, папа почему-то решил, что это в него я влюблена.
— Не удивляюсь. Если ты ведешь себя с ним так…
— Но, Блэр, неужели ты…
— Он поцеловал тебя!
— Ну да! Папа настоял. Ты ведь не считаешь, что это мне нравится?
— Не уверен.
— Блэр!
— Я не заметил, чтобы ты сильно противилась.
— Ну что я могла сделать, когда папа смотрит? По-твоему, мне что, закричать: «На помощь!»? Или, может, тебе хочется, чтобы я открыла папе, что на самом деле это ты?
Последняя фраза оказала должный эффект. Суровый обвиняющий взгляд (любителю поэзии он напомнил бы покойного лорда Теннисона, а точнее, знаменитую беседу короля Артура с Гиневрой в монастыре) сменился тревожным. Способный к психологии, как и все романисты Блумсбери, Блэр давно читал характер своего нанимателя как открытую книгу. И то, что он вычитал в ней, не склоняло его к подобным откровениям.
— Ни в коем случае! — торопливо воскликнул он, чуть позеленев при одной мысли. Его отношения с сенатором Опэлом были отнюдь не таковы, чтобы вселить иллюзии, будто сенатор с восторгом примет новость о помолвке камердинера с его дочерью. — Что ты, что ты, что ты! Ни в коем случае!
— Вот! Ты и сам видишь…
— Однако же…
Блэр задумчиво вертел одежную щетку. Другой рукой он потянулся было покрутить усики — обычный его жест, когда перед ним вставала дилемма. Но усиков на месте не нашлось. Из уважения к словам хозяина о том, что ему противно, когда рядом болтается камердинер с мерзостной порослью на физиономии, фыркающий на него из-за этого супового сита (так грубо сенатор обзывал аккуратнейшее из аккуратных украшений), Блэр сбрил, в конце концов, лелеемое сокровище. Утрата причиняла ему великие душевные муки, но его невесту, судя по всему, позабавила.
— О, Блэр! — воскликнула Джейн. — Без усиков ты такой уморительный!
Восклицая так, она подсознательно понимала, что дело обстоит еще хуже. Мир полон мужчин, которым усов сбривать нельзя, и Блэр Эгглстон принадлежал к их числу. Явив лицо открытым, он показал упомянутому миру, что у него не самый красивый и к тому же брюзгливый рот. Из тех самых ртов, что рождают сомнения у девушек.
Блэр окаменел. Ему в последние дни доставалось и без подшучиваний со стороны.
— Рад, что посмешил тебя.
— Да я же пошутила!
— Понятно.
— Ты что, шуток не понимаешь?
— Меня еще никогда не обвиняли, — веско проговорил Блэр, — в отсутствии чувства юмора…
— Ой, ладно! Так, с языка сорвалось. Ну пошутила. Ради Бога, давай не ссориться!
— У меня и нет такого желания…
— У меня — тоже. Так что все прекрасно.
Повисла пауза. И тут внезапно Блэру открылось, что без всякого желания с его стороны главный предмет дискуссии ловко увели в сторону.
— Однако я категорически возражаю против твоих поцелуев с Пэки.
— Да что же я-то могу поделать?
— Никакой необходимости в них нет.
— Да? Видел бы ты сам. В первый раз папа чуть не ударил Пэки здоровенной палкой, когда тот замешкался, не желая вроде бы целоваться.
— Для тебя он уже и Пэки?
— О, Блэр!
Лидера новых романистов не могли укротить какие-то женские восклицания. Он слегка раздулся и с холодным достоинством помахал щеткой.
— Не думаю, что про меня можно сказать, будто я чрезмерно требователен, когда жалуюсь на… э… на то, что происходит. Но на одном я настаиваю — встречайся с этим Франклином как можно реже. Лично я не могу понять, что он тут вообще толчется.
— Он приехал помочь мне.
— С какой стати?
— Чувствует, наверное, что я нуждаюсь в помощи.
— Странный альтруизм со стороны человека, в сущности, совершенно незнакомого.