Переплетенные судьбы

Ипполита вздрогнула и невольно положила руку на свой еще плоский живот.

— Команду я распустила, пусть живут как хотят. Добычу поделила на всех. Никого не обидела. Обо мне Зулейка рассказала? — она повернулась к Тез-Арману.

— Я и сам имею голову на плечах и глаза, которые все видят, — ответил с обидой мужчина, — Это тот красивый мальчик? — кивнул в след каравану.

Ипполита молча кивнула в ответ.

— Ты ему не сказала?

— Нет, да и не зачем это ему, у него своя дорога. А это, — она снова коснулась живота, — будет только моим счастьем. Она светло улыбнулась своим мыслям.

— Поможешь продать корабль? — после недолгого молчания, спросила женщина.

— О чем спрашиваешь, душа моя? Конечно помогу, и дом твой починим, жить будешь как королева. Малыш твой королем будет…

— Нет, дорогой, я не смогу в твоем доме жить. Не нужно, чтобы ты чужого ребенка своим сыном или дочерью объявлял, не честно это. Ты же знаешь, я не буду твоей женой, — возразила она.

— А и не надо, женой, не надо. Что мне жен мало? Ты мне Милайю будешь напоминать, каждый день, я на тебе смотреть буду и буду счастлив. Ты мне мою любовь напоминаешь. А ребенок, пусть будет, ему с другими детьми веселее будет. Да и ты не одна. От женихов отбиваться не надо, — горячо, на одном дыхании, высказал Тез-Арман.

Ипполита благодарно улыбнулась, взяла его под руку и они пошли вместе.

Караван третий день шел по горячим пескам. Кто сказал, что песок желтый? Нет, он утром серый, днем ослепительно белый с голубизной, а на закате охряно — красный. Верблюд мерно шагает, и седоки раскачиваются в такт шагам животных, у каждого на поясе небольшая фляжка с водой. Твоя дневная норма, хочешь выпей сразу, но тогда мучайся до самого вечера, никто не даст тебе свою фляжку, в пути все равны, нет разницы мужчина, женщина или ребенок. Утром вода прохладная, остывшая за ночь, к полудню она горячая как и все вокруг, маленький глоток не утоляет жажду, немного смывает пыль и песок с зубов, непонятно как туда попавший. Делаешь глоток, он впитывается языком, горлом и не доходит до желудка. Чтобы сделать еще один считаешь шаги верблюда, через тысячу шагов можно сделать еще глоток, и не раньше.

Камилла задыхалась под своим покрывалом, но в такой жаре эта одежда являлась и наказанием и спасением одновременно. От жары спрятаться было невозможно, но палящие лучи не обжигали её нежную кожу, не оставляли болезненных ожогов.

Сомсхей обещал, что к концу третьего дня караван прибудет в город Солимию и самая трудная часть пути окажется позади. В Солимии можно будет попасть в бани и вымыть тело от пота, снова почувствовать себя человеком. Там караван простоит два дня, животные и люди отдохнут, и после снова отправятся в путь. Солнце перевалило за полдень, а обещанного города все так и не было видно. Девушка начала опасаться, что Сомсхей попросту потерял дорогу, что на её взгляд, было совсем не мудрено, во все стороны, до самого горизонта раскинулась желто серая равнина с изменчивыми песчаными барханами.

Неожиданно за их спинами небо стало быстро темнеть и в душном безветрии, налетели пока еще редкие порывы горячего дыхания пустыни. Караванщики заволновались, остановили животных и принялись укладывать их на песок, верблюды рассерженно кричали, не желая ложиться на раскаленную поверхность. Один из погонщиков подошел к Солку с Камиллой, показал на быстро темнеющее небо и сказал:

— Самум, нужно лечь, — он указал на место, под боком верблюда, — и укройтесь этим, — он протянул большой кусок плотной ткани, — закройте лица, и не выглядывайте, иначе ветер и песок выжгут глаза.

Парень с девушкой быстро и точно выполнили сказанное. Они слышали как кричат караванщики, успокаивая животных и укутывая им морды тканью, слышали как приближается завывая ветер. Вот на несколько минут все стихло.

— Может бури не будет? — с надеждой прошептала Камилла, и будто в ответ на её слова, ветер бросил на них первые тучи песка. Воздух похолодал будто не было изнуряющей жары. Буря завыла, застонала песком и ветром.

— Солк, мне страшно, — девушка прижалась к парню и обняла его, — вдруг нас занесет песком и мы никогда не выберемся отсюда.

— Выберемся, не можем не выбраться, — он прижал девушку к себе и осторожно поцеловал её волосы.

Камилла подняла к нему лицо и поцеловала его в ответ. Потом спряталась на его груди и дальше лежала тихо, как мышка, боясь вспугнуть робкое чувство счастья.

Буря сверху выла на все голоса и несла песок, постепенно засыпая им караван, под песком было тихо, душно и хотелось спать. Утих и перестал порываться встать верблюд, возле которого они укрылись от стихии, Камилла тоже заснула. Солк боролся со сном изо всех сил. Он был уверен, что заснуть под бурей сейчас это равносильно смерти. Казалось прошла целая вечность, как стихия настигла их, но вот сквозь толстый слой песка послышались голоса караванщиков, значит, наверху все закончилось.