Когда же, наконец, всё прошлое будет окончательно и безвозвратно перечёркнуто, а отчаяние станет граничить с упоением, Человека позовут к защитникам. И первое, что у него спросят — это загадку, ответ на которую определит финальное решение. Загадка о начале выхода за пределы звучит так — «Что живёт однажды, но умирает дважды?» …
Разъярённая толпа стремительно приближалась к белокаменному дому. Они кричали:
— Подайте нам Петра! Сжечь Петю! Где он! Дайте нам его!
Люди стали бить по титановой решётке, окружив пульсирующее строение. Кто-то из толпы, бросая деревянное копьё в окно, крикнул:
— Да подайте нам мальчишку, будьте людьми!
Наконец, под раскаты грома на балкон вышел Василий Фёдорович, потирающий сонные глаза. Только завидев его, толпа зарычала:
— Мальчонку! Отдай нам мальчишку! Мы — закон, мы — правосудие, мы — справедливость.
— Спокойней, граждане! — зевнув, тихо крикнул градоначальник, — говорите, что вам не нравится. Я всё сделаю так… — на этой фразе он до неприличия сильно зевнул, скучающе потянулся, оглянулся то ли с вороватым, то ли с виноватым видом, посмотрел на кровопийц за забором, после пару раз поморгал и во всё горло заверещал:
— Пошли прочь! Никого вы не получите! Прочь! — вопил он на затихшую толпу, заговорчески смотрящую друг на друга.
Вдруг где-то совсем рядом, за холмом, сверкнула молния, а когда толпа протёрла глаза, то градоначальник уже лежал лицом вниз мёртвым. Доподлинно неизвестно ни от чего он погиб, ни от чьих рук: толпы или дома — ведь через секунду на другом балконе высунулась голова виновника торжества столпотворения. Когда же кто-то решался глянуть на место смерти, а быть может, и убийства, он, по какой-то неведомой причине, не находил ни трупа, ни даже крови погибшего.
— Почему Вы желаете мне смерти? Что же я совершил, чтобы впасть Вам в немилость? — спросила голова Петра Эрсте, готовившаяся в любой момент скрыться в глубинах дома. И не зря: через мгновение туда полетел камень, и хотя он не достиг до цели локтей пять или шесть, более никакая часть тела не высовывалась, говорил только дом.
— Ты подменил наших детей! — крикнул кто-то из толпы, вместе с остальными перелезая через острый титановый забор.
— Это неправда! Я дал им лишь ответ на все вопросы! Что совершили они далее, меня ни коим образом не касается! — слышалось из грохочущего дома, подпрыгивающего от произносимых слов, — Вы желаете мне смерти потому, что не можете принять перемены ваших детей и потому, что боитесь прикасаться к разгадке! Вам проще обвинить здравомыслящего первооткрывателя в сумасшествии, чем признаться в собственной неполноценности!
Как много бесцельных кукол должно разложиться, чтобы Вы начали
Вам не изничтожить Тьму, как и не убить Нечто! Но Вам и не удастся искоренить Меня, Созидающего и Творящего! Не уничтожить Бога! Ибо я — Бог, а Вы — группка спящих Богов, рыдающих и измученных.
Бейте! Громите! Устройте побоище! Сожгите основу основ! Если так Вам станет легче. Но помните всегда о том, что живёт за Вашей дверью! Помните и бойтесь, раз уж Вы в состоянии лишь разрушать и беситься! Помните о Нём и слушайте, что Он Вам говорит! — раз так вам проще жить!
Но во век не смейте отвергать и порицать ищущих!
— вот, что говорил Пётр Эрсте, Созидающий и Творящий, Истинный Бог.
Наш диалог мог быть скомпрометирован
Пробуждение
Яркий белый свет тухнувшего солнца слепил черноволосую девушку, бессознательно распластавшуюся на помятой траве, поднявшейся после ночного то ли преклонения, то ли страха. Это была, конечно, Анастасия. Она не ошиблась — действительно, ей удалось и «возродиться», и «умереть» после того, как