— А разве нет? — удивился Ратислав. — Вот же…
— Ах, это? — Жар-птица глянула на колодец. — Живая вода, вы же как-то собираетесь обратно? Али с собой прихватили?
— Прихватили… — пробормотала Лукерья. — Тогда к чему это все? К чему путь долгий, полный испытаний. К чему борьба меж добром и злом за крупицы магии, когда их здесь нет и не было?
— Натворили ваши предки дел, исправить надо бы, — вздохнула птица. — Также, как не может магия взаперти томиться, так и в черном сердце ей не место. Нет никаких источников, есть лишь светлые чары, что сильнее в том месте, где творилось могущественными колдунами волшебство. Вот как здесь, когда поклялись Яга и Кощей не использовать силы во вред друг другу. Не ведали они, что выберет Бессмертный светлую сторону, разбегутся его прежние приспешники по всему миру, будут тратить силы почем зря. Мелкие пакости, гадкие забавы… Не след чаровать тем, кто этого не достоин. Стал быть, так.
— Выходит, — начала понимать Луша, — мы здесь для того, чтоб принести новые клятвы? Но мы же оба светлые? Или…
Она внимательно поглядела на черноволосого Ратислава, но тот фыркнул и скрестил руки на груди, обиженный ведьмиными мыслями. Сколько бы ни пытался он добрые дела творить, а все одно, коли в родстве с Кощеем да глаза черные, как небо ночное — все, зло во плоти. Одна лишь Василиса его душу увидала, настоящую.
— Клятвы не надо, — отмахнулась Жар-птица. — Иное потребуется. Повторяйте за мной: силами мира живых и мира мертвых заклинаю, пусть творится на земле лишь добро и свет, пусть чары оставят того, у кого тьма в сердце и в мыслях, уйдут к несущему счастье.
Ратислав и Лукерья переглянулись, но слова заветные все же повторили. Ничего не произошло, но птица не смутилась, она и не ждала. Слетела с колодца, и богатырь с ведьмой увидели в ее руках золотую чашу, в которой водоворотом извивались магические искры.
— По капле крови в чашу, — приказала Жар-птица.
Едва коснулась кровь Ратислава и Луши магического вихря, рассеялся алый туман, погасло вдалеке навье пламя. Птица и чаша исчезли, будто их и не было, остался лишь колодец с пустым ведром.
— И как же теперь?.. — начала было Лукерья, но Ратислав не дал договорить. Достал из рукава крохотную склянку, в которой ведьма с удивлением признала ту, что дала она Василисе. И ей, Луше, протянул. — Пей.
— А ты будто обратно не собираешься? — фыркнула ведьма. — Мне Васена этого не простит. И вообще, у меня своя есть.
Она с улыбкой показала такую же склянку. Оба они отчего-то решили колодец не трогать. Пусть и правду сказала огненная птица, да только своя вода и сердце греет, и силу дарует.
— Береги ее, — напоследок сказала Луша.
— Как самое дорогое, что у меня есть, — серьезно отозвался Ратислав.
Подмигнул, сделал глоток живой воды и исчез. Следом за ним последовала Луша, оставляя колодец, в котором когда-то плескалась живая вода. Теперь же он принял волю сильнейших этого мира, опустел, чтоб в каждое светлое сердце по капле живительной водицы досталось. Потому что настоящее добро должно жить вечно.
Эпилог
— Маменька! — кричала черноволосая девочка, вбегая в светлицу, где за столами сидела дюжина юных чаровниц, одновременно поскрипывающие писчими перьями. — Там Беримир опять колдует! Уж полстены нет!
— А что есть? — насторожилась Василиса, прекрасно понимающая, что бесследно ничего исчезнуть не может, стал быть, что-то на месте пропажи появилось.
— Цветы диковинные!
— С диковинными цветами к наставнице Лукерье ступай, Даренушка, — приказала Васена. — Может, они ей для зелья какого сгодятся. Девицы, не отвлекайтесь, пишите…
Уж, почитай, добрый десяток лет минул с тех пор, как встретили Ратислав и Лукерья Жар-птицу. Многое за эти годы изменилось. Каждому досталось: кому по заслугам, кому за злые дела.
Соловей охрип, теперь лишь глухо шептал. Лишенный главных чар, сбежал в леса, поначалу разбойничал по привычке. Однажды кинулся телегу грабить, а там вдова с дитем, ни богатств у них, ни краюхи хлеба. И кольнула сердце старого разбойника неведомая прежде жалость. Теперь он шепотом воспитывает шебутного мальчонку, а вдова с мягкой улыбкой печет для него пироги.
Одноглазое лихо, что прежде приносило всем беды да страдания, тоже своих сил лишилось. Никто теперь чудища не боялся, так что побрело оно куда глаза глядят, поселилось в краях дальних.
Русалок пристроил, как ни странно, Кощей. Теперь они по вечерам поют в его озерах, влюбленными глазами поглядывая на домовых. Тем-то тонуть не страшно, вот и веселятся с прекрасными речными девицами.
Снегурочка повстречала добра молодца, увез он ее вместе со стариками в палаты белокаменные, где жили они долго и счастливо.
Горыныч, разморозив Чудо-Юдо, подхватил его лапами, позволил Луше исцелить раненое крыло и устремился в отчий дом. перевоспитывать потерянного братца и радовать тоскующих отца и мать.