И Таня стала жить дальше. Довольно часто вспоминая об Алешке. Она ждала его – и одновременно боялась его возвращения. Почему-то ей стало казаться, что Лешка, вернувшись, обязательно предложит ей начать все сначала. Что он чего-то ждет от нее. И это ее пугало. Но в то же время она очень хотела снова почувствовать ту радость, которая неожиданно охватила ее в кафе, когда они сидели с бывшим любимым и вспоминали свои лучшие дни. Тогда казалось, что они словно вернулись в молодость, в любовь, в то время молодых, уверенных надежд.
Таня ждала и боялась. И прошли две недели. Но ничего так и не случилось. Ни сразу, ни потом. Алексей не позвонил. И она не позвонила ему. И не хотела звонить. Хотя немного удивлялась, что Леша не объявился сам. Но только чуть-чуть. В общем-то это и не было удивительно. Ведь все прошло. Ничего не осталось. И даже жалеть теперь было не о чем… Вадюша ревниво спрашивал Таню на очередном любовном свидании, что там у них с Лехой происходит. «Ничего», – пожимала плечами Таня.
– Так не получился сюрприз? – уточнил как-то Вадик.
– Ну почему же! Еще как получился!
– Я думал, вы с ним опять замутите… – признался Вадим. – И ты меня бросишь, Танюшка.
– Да ну что ты, лапа, как я тебя брошу! – Таня ерошила его волосы. – Насчет Лешки я и сама так думала. Но только там, в кафе… А странно как, да, Вадь? Мы, знаешь, там словно почувствовали себя молодыми, пятнадцать лет назад. А потом – все. Как бабушка отшептала. Вот так. Хотя странно…
– Ну ладно, Тань, там тоже не дураки сидят, – многозначительно ответствовал Вадик.
– Где – там? – удивилась она. Он указал глазами на потолок. – О господи, – усмехнулась Татьяна.
– Вот именно! – многозначительно подтвердил Вадик.
Хочу все знать
– Поддай, Лось! Что ты жмешься, как девочка…
– Вы, уроды, свариться тут хотите! – взвыл Игорь Лосев, отскакивая подальше от каменки.
– Горб, да забери ты ковш у него!
Горбаченко неторопливо набрал воды из шайки и щедро плеснул на раскаленные камни. Новая волна жара прокатилась по парилке, друзья завозились на полках, кто-то восторженно вскрикнул, кто-то крякнул, меняя положение, кто-то одобрительно замычал. Лосев молча улегся на нижний полок и затих.
– Хорошо ж как, мужики! – воскликнул здоровяк Догаев. – Нигде так хорошо не бывает, как в бане.
– Так уж и нигде, – усомнился Горбаченко.
– Нигде! – убежденно подтвердил Догаев.
– А на бабе, например, чем тебе плохо? – хохотнул Горбаченко.
– Да мне и под бабой неплохо. Но то бабы – а то друзья детства. Да баня, да пивко, да водочка… А баб нам тут не надо ни фига.
– Ну, не скажи… – возразил Арамейцев мечтательно. – Очень даже бывают кстати.
– Это только так кажется! – хмуро заметил Догаев.
– Че-то ты, Вован, загруженный какой-то. Какой-то ты сегодня женоненавистник, – заметил Арамейцев.
– Да это он от жары психует! – вставил свои пять копеек Игорь Лосев. – Еще немножко в таком пекле, и мы все озвереем.
– А-а! – Вовка Догаев махнул рукой. – Не гони ты, Лось, нормальный пар. А бабы – они дуры и суки. Это все знают.
– Да ты чего, Дога, охренел, что ли? – вмешался опять женолюбивый Горбаченко. – Че тебе бабы дались!
– А то! – привскочил Догаев. – Я недавно так чуть было не влип! Из-за одной козы, нах… Чуть в отцы меня не определила. А я ее почти и не знаю – оно мне надо? Детей от нее? Хорошо я не лох, чтоб меня так дешево разводить! Сразу на отцовство подал – и в морду ей результаты. А если бы растерялся? Это ж дурят нашего брата, мужика, как хотят, с-суки!
– Во дает Дога! – радовался Арамейцев. – Давай рассказывай подробности! Может, и нам пригодится.
– Давай, давай, рассказывай, – поддержали друзья. – Тема важная, не темни, выкладывай.
– Да че не темни? Я ж говорю: она мне – вот твое дите. А я – откуда? Она – оттуда, мол. Понятно, что оттуда, но почему именно мое? Хорошо, говорю, посмотрим. Взял у ребенка генетический материал и…
– Подожди ты, – перебил Горбаченко, – генетический материал – это что такое?
– Ну что-то от ребенка – слюна там, кровь… Я слюну сдавал.
– И что?
– Что! В морду ей эту экспертизу сунул, чтобы она…
– Да подожди ты с мордой. Как тебе вообще в голову пришло у мелкого пацана слюну брать?
– А ты бы хотел воспитывать чужого ребенка? Да еще от бабы, которую толком и не знаешь, которая тебе на фиг не нужна? Хотел бы?
– Ладно, Вован, не гони волну. Ты что – рискнул с этим анализом? А если бы пацан твой оказался?
– Я от своих детей не отказываюсь, – наставительно реагировал Догаев. – Но чужих на меня вешать нефиг.
– Да-а… Дела, – задумался Арамейцев. – И дальше что?
– А какое тебе дальше? Ну, разъяснил ей… дал немножко денег и отвалил. Да сказал, чтоб забыла мое имя. И так я ее пожалел, можно сказать…
– Да уж… Не известно вообще, кто своих воспитывает, а кто чужих. Если, конечно, ребенок не похож на тебя как две капли воды. А у них, у мелких, что там разберешь? Это только про мать можно сказать точно, а про отца… Не зря же у евреев национальность по матери считается.
– Во-во, мужики! – воскликнул Горбаченко. – Все мы беззащитны перед их кознями.