Перепутаны наши следы

Слева от Володи сидела девчонка, придерживавшая на коленях бумажный стакан попкорна размером с садовое ведро. Она не переставая шуршала взорванными кукурузинами, чавкала и, роняя зерна, принималась вертеться, осматривая и обшаривая себя руками. Раздражающий запах перегретого масла беспокоил Володю. Он склонялся к Машиному уху и роптал:

– Почему все жуют? Тебя не напрягает? Чего она чавкает и шуршит, эта дура малолетняя?

– Успокойся, – сердилась наконец Маша, – это просто попкорн, традиционная киношная еда.

– Какая на фиг… – возмущался Володя. – Традиция – это когда давно! А такой бардак явно недавно развели.

– Володь, ну не мешай смотреть.

Он ненадолго погружался в действо, происходящее на экране.

– Это что такое? Все мелькает, я ничего не понимаю! Вот так теперь фильмы снимают? – снова шипел Маше в ухо. – В глазах рябит.

– Это пока саундтрек, сейчас кончится, – шептала Маша, по возможности терпеливо. – Вроде как клип внутри фильма.

– Фиговый клип, – заключал Володя. – А музыка? Это что – теперь такая музыка? И вообще, мы сюда не клипы смотреть пришли.

– О господи! – вздыхала Маша, теряя терпение.

– Да я так, – отступал Володя, гладя жену по руке. – Шучу, в общем.

– Хорош шутить, – просила она. – Давай уже фильм досмотрим, раз пришли.

– Да что там смотреть? Что там смотреть-то, Машунь, дурь же одна, ну согласись. – Он смеялся, желая выглядеть неунывающим шутником. – Слушай, а тебя эта музыка не задолбала?

– Нет!

– Ну ладно, Машунь, нет – так нет. Это ж я так…

Выйдя из кино, они медленно побрели в сторону дома. Володя внутренне бесился, но пытался маскировать раздражение под юмор. Настроение Маши было испорчено. Володя молча усмехался, глядя себе под ноги.

– Нет, я вообще не понял, чем там дело кончилось, – сообщил наконец. – Актеры так плохо играли! Разве это игра?

Маша скептически взглянула на него искоса и ничего не ответила. Это смутно не удовлетворило Володю.

– Столько соплей – и кончилось ничем, – предпринял он новый заход.

– Слушай, ты достал уже! – не сдержалась Маша. – Тебе ничего не нравится! Зачем вообще в кино потащился, сидел бы дома.

– А тебя не раздражает весь этот бред? Какие-то хипстеры кино снимают, и такие же идиоты в зале сидят…

– Какие на фиг хипстеры! При чем тут хипстеры! – взъярилась Маша. – Просто ты сам досмотрелся уже своих федеральных каналов до полного отупения – вот и результат! Все, что незнакомо, все новое, непривычное – для тебя бред! Конечно! Когда вокруг одни идиоты – так просто выглядеть умником! Чем телик смотреть до одури, лучше бы думать пытался! Кстати, – ядовито добавила Маша, – хипстеры – это вовсе не ругательство, как ты, по-видимому, думаешь.

– А что? – насмешливо-нудным тоном уточнил Володя, радуясь, что Маша все-таки вышла из себя и не издевается над ним холодно-спокойно, как она это умела.

– Название молодежной субкультуры, совершенно безобидной и даже, можно сказать, довольно изысканной, – с подчеркнутой иронией слишком внятно разъяснила Маша.

– Так я и думал, – усмехнулся Володя. – Уроды, короче.

Маша резко остановилась.

– Ты вообще в зеркало давно смотрелся? – зло поинтересовалась она. – Уроды, говоришь? Чем людей оскорблять, лучше на себя полюбуйся! Кто еще урод! А ведь я предупреждала, что регулярный просмотр новостей по первому федеральному не доведет тебя до добра, – заметила она опять весьма язвительно. – Так и вышло: ты чудовищно поглупел, мой драгоценный муж.

– Знаешь что, если тебе нечего сказать по существу, так не надо на телевизор сваливать! Там, по крайней мере, человеческим языком говорят, а у тебя самой все с подвывертом, как под копирку с «Эха Москвы»! А если вы такие все умные, то какого черта здесь живете? Ехали бы себе в свой сраный Израиль или в свою тупую пиндосию да плевались там желчью друг в друга!

– Молодец, досмотрелся телик! Вообще… – Маша отвернулась и ускорила шаг, стараясь оторваться от Володи.

– Сделай одолжение, не разговаривай со мной! – крикнул он ей вдогонку. И нарочно остановился, закуривая, чтобы дать жене уйти подальше.

Домой они пришли с разницей в пять минут и, к досаде Жени, друг на друга не глядели и враждебно молчали.

* * *

Каждый день Маша напоминала себе, что не нужно затевать с Володькой споров о политике – и почти каждый день не могла удержаться.