Перепутье

А потом мы бегали. Бегали мы вместе с Эваном, он бежал рядом со мной все время этой такой странной тренировки. Бегали мы долго, нудно, трусцой. Бегали мы почти все время, которое было нам отведено для занятия. При этом Роше строго следил, чтобы я, не дай Прекраснейшая, не ускорился и продолжал шаркать по спортзалу, наматывая круги со скоростью, едва ли превышающую скорость идущего человека. Усталость, конечно, была, но не критичная. Дыхание оставалось ровным, я не напоминал астматика, попавшего в парфюмерную лавку, но на очередном круге, я их уже даже не считал, я вдруг почувствовал вакуум в голове. Мыслей было мало, и текли они вяло почти с такой же скоростью, с которой мы бежали. Мне позволяли останавливаться каждые три-четыре круга, но только для того, чтобы поприседать или попытаться поотжиматься от пола. Последнее получилось очень плохо, большую часть времени я лежал, вяло барахтаясь на полу. Когда Роше видел, что я начинал жульничать, меня поднимали, заставляли приседать, а потом снова отправляли в положение лежа, повторить упражнения хоть как-то похожее на отжимание. А видел полковник мои попытки всегда, поэтому просто отлежаться не получилось ни разу.

Незадолго до окончания урока полковник меня остановил и заставил снова проделать комплекс упражнений, почти такой же, как и при разогреве.

— Ты, конечно, можешь сейчас переодеться, но советую сначала сходить в душ, — он в очередной раз усмехнулся, глядя на меня.

Я мысленно с ним согласился и вяло подумал, что будь передо мной зеркало, то я смог бы увидеть, что мой взгляд вряд ли сейчас отличается от взгляда Гаврюши, когда тот хрустел соломой в своем загоне.

Эван неспешно подошел ко мне и похлопал по плечу. Я посмотрел на него недоуменно, но увидел только, как он кивнул каким-то своим мыслям.

Совершенно не думая, я расстегнул олимпийку и почувствовал резкий запах. Я наклонил голову и принюхался, действительно — это пахну я сам, и далеко не розами благоухаю. Я резко застегнул кофту и вопросительно посмотрел на Роше.

— Тебе сколько лет, ребенок? — полковник вздохнул. — Нет ничего более отвратного, чем пот вступающего в половозрелый возраст юноши. Я же предупреждал, сначала в душ, а лучше в горячую ванну, если такая есть в вашей школе.

— Зачем?

— Это сейчас у тебя ничего не болит, но совсем скоро… — он снова усмехнулся. — Я удивлюсь, если ты завтра утром встанешь без боли. А ванна, она немного поможет. Да, я договорился с Патриком и другими преподавателями: так как это первое занятие со мной, ты на сегодня освобождаешься от всех остальных. И на ближайшую неделю тоже. Все равно примерно через час ты будешь ни на что не способен. Да и пока твое изнеженное тело не привыкнет к стабильной нагрузке, ты не будешь в состоянии заниматься чем-то еще. Ах, да, обезболивающие я тебе принимать запрещаю. До завтра.

Я безропотно вышел из зала и поднялся с подземных уровней. Совершенно не думая, что делаю, я направился прямо к помещениям Первого факультета к себе в комнату и упал, не раздеваясь, на кровать. Боли я не чувствовал, зато ощущал усталость. Глаза закрылись сами собой, и я даже не заметил, как задремал. Проснулся я от того, что при попытке перевернуться во сне, все-таки почувствовал, определенный дискомфорт. Особенно сильно болели мышцы ног. А еще усилилось чувство дискомфорта в паху.

— Да чтоб тебя, — простонал я и сполз с кровати. Заглянул в туалет, чуда не произошло, душ все так же не работал. Придется шлепать в ванную, которая сейчас закреплена за Штейном. Зараза.

Вытащив чистую одежду из шкафа, я прихватил с собой мыло, шампунь и, подумав, мазь от угрей, потому что тот, который был на лбу начал доставлять определенные неудобства, натягивая кожу.

Ключ от ванной у меня был, поэтому я направился прямиком туда, не спрашивая разрешения у Штейна.

Сняв с себя потную спортивную одежду, я оценил то, что Роше говорил про юношеский пот. Действительно отвратительно. Поэтому я наскоро принял душ, и только потом принялся набирать горячую ванну. Пока в глубокую емкость текла вода, от которой поднимался пар, я внимательно осмотрелся. Что-то изменилось с прошлого года. Внезапно до меня дошло: в этой комнате, которая когда-то была закреплена за Дефоссе, стало гораздо больше всевозможных бутылечков, баночек и флакончиков. Открыв один из них, я почувствовал резкий запах парфюма. Неужели Штейн всем этим пользуется?

Пожав плечами, я выбрал бутылку с пеной для ванны, которая пахла нейтрально, какими-то то ли зелеными яблоками, то ли виноградом, и щедро плеснул в горячую воду. После этого я погрузился в обжигающее тепло, и закрыл глаза.

— Интересная татуировка, — я резко открыл глаз и увидел Ника Штейна, сидящего на крае ванны и внимательно меня разглядывающего.

— Что ты тут делаешь? — я почувствовал, что краснею под его пристальным взглядом, и это не имело никакого отношения к горячей воде. Пены было еще много, и я руками попытался равномерно распределить ее по поверхности воды, чтобы скрыть от взгляда Штейна свое тело.