Перепутья (СИ)

- То, что он твой брат и с ним твоя жена еще ничего не значит! – воскликнула она, ловко уворачиваясь от его очередной попытки заткнуть ее поцелуем.

- Да ладно тебе! – Антоний все еще не воспринимал происходящее всерьез, - Я быстро разберусь, вернусь, и будем продолжать готовиться к войне.

- А что, если нет? – злость переполняла ее и находила выход только в виде сарказма, что сочился с ее языка как яд, - А что, если ты завязнешь в этих зыбучих песках? А что, если…

Антоний рассмеялся:

- Все будет хорошо, успокойся. Это вредно для ребенка.

Она положила ладонь на только начавший увеличиваться живот. Второй плод их с Антонием любви, - как думал он, - или же разумного политического хода, - как считала она. В этом мире не существовало средства лучше для того, чтобы привязать к себе мужчину, чем родить ему сына. И она жалела только об одном.

Что с Цезарем такой трюк не сработал.

Тяжело дыша, она откинулась на подушки. Раскрасневшийся, потный, но все равно такой красивый Антоний упал на бок рядом. Все-таки даже в статусе почетной пленницы были приятные моменты – и этот был одним из них.

- Будь осторожнее. Тебя могут заметить, - шепотом, сказала она.

Горячий поцелуй заглушил ее слова.

Она не знала откуда, но точно знала, что именно в эту жаркую ночь месяца, что римляне называли квинтилием[1], был зачат Птолемей Цезарион.

Через какой-то год после его рождения Антоний предложит выдать его за сына Цезаря, чтобы как-то легитимизировать свою позицию. Через какой-то год после его рождения, она согласится на это, считая, что так только увеличит его – и одновременно с этим свои – шансы на победу.

А через каких-то три года Антоний бросит их обоих и убежит спасать этого идиота Саксу так, словно больше ничего не имеет значения.

- Ты не можешь просто бросить нас на растерзание своим коллегам! – ее разъяренный голос многократно отражался от стен, становясь из громкого оглушительным, - Снять всю армию и перебросить ее в Сирию? Ты о чем вообще думаешь?!

Уговоры и мольбы не помогли и теперь других вариантов просто не оставалось.

- Успокойся! – рявкнул Антоний, ухватив ее за руки. В его голосе не было ни тени привычной расхлябанности и веселья, - Это вопрос безопасности нашего государства и я не могу и не собираюсь пускать его на самотек!

- Какого государства? – яд сочился с ее языка вместе со словами, - Того, которое спит и видит тебя на погребальном костре? Очнись, Антоний! Ты заберешь всех своих воинов в Сирию – и уже через неделю твои так называемые “коллеги” будут здесь!

Он резко отпустил ее и отступил на два шага назад.

- Я все решил. Если тебя что-то не устраивает – это твои проблемы.

В чем-то он был прав. Теперь это действительно были ее проблемы.

- Моя царица? – голос Анем, одной из ее многочисленных рабынь, раздался сзади неожиданно.

Едва заметно вздрогнув от неожиданности, Клеопатра обернулась и кивнула ей, давай разрешение продолжать.

- Молодой фараон отказывается ложиться спать. Требует тебя. Мы никак не можем его уговорить.

Упрям, прямо как его отец.

- Я сейчас приду, - ровным тоном ответила Клеопатра и жестом указала рабыне, что она может идти.