Перепутья

Все время ожесточенно сражался и Кулгайлис. Он заметил среди крестоносцев одного из тех, что напали на деревню Парайсчяй и заживо сожгли его родных и товарищей. Кулгайлис сразу узнал его. Это был Оскар Фукс, тот самый, который в деревне так жестоко обращался со стариками, похотливо приставал к женщинам, а позже, провалившись в трясину, призывал на помощь братьев, чтобы те спасли его от злого духа. Теперь Оскар Фукс командовал отрядом и, сидя на коне, не столько рвался в бой, сколько кричал и размахивал мечом.

Кровь хлынула в голову Кулгайлису, он стиснул зубы, но Оскар Фукс был осторожен и только издали размахивал мечом.

— Эй ты, чертов выродок, иди сюда, попробую, крепка ли твоя голова! — позвал его Кулгайлис и погрозил палицей.

Оскар Фукс выпучил глаза, разинул рот и опустил меч: он узнал того жемайтийца, который так хитро завел в болото отряд крестоносцев. Узнал и удивился, но именно это и погубило его: Кулгайлис пришпорил своего коня, двумя прыжками оказался рядом с Оскаром Фуксом и палицей вышиб его из седла. Крестоносец закричал, хотел бежать, но, увидев, что жемайтиец опять замахнулся палицей, бросил меч и, подняв руки вверх, взмолился: «Жемайтен, пощади!» Но жемайтиец его не пощадил.

Жемайтийцы были рассеяны, но не разбиты. Они отступили в лес, но не разбежались. Перед наступлением сумерек Марквард фон Зальцбах отошел к Неману и построился цепью. Он уже не хотел идти в Пруссию, так как прекрасно сознавал, что ни Пруссии, ни Велиуоне никакая опасность со стороны жемайтийцев не грозит. Ночью он повернул обратно в Риттерсвердер, но Судимантас по лесу обогнал его и остановил. Крестоносцы подумали, что за ними погнались войска из Риттерсвердера, что восстала вся Жемайтия, и быстро пустились по берегу Немана к Велиуоне. Судимантас наступал им на пятки и всю дорогу пометил трупами крестоносцев. От Велиуоны он вернулся назад и осадил Риттерсвердерскую крепость.

Вернувшись из похода, Витаутас отдал крепость отрядам Судимантаса на разграбление, а потом сжег ее; гарнизон крестоносцев был пленен.

Приказав своим боярам уничтожать другие замки, построенные крестоносцами в Жемайтии, князь Витаутас со своими полками вернулся в Гродно.

XLII

Переполошились крестоносцы в Мариенбургском замке, словно потревоженное осиное гнездо. Орден поспешно объявил новый набор в свои войска, отослал папе римскому и императору жалобу на князя Витаутаса и немедленно отправил во все католические страны гонцов с мольбой о помощи против восставших жемайтийцев, которые, мол, отрекаются от христианской веры, сжигают кресты, святые образа и снова начинают поклоняться языческим идолам. Из Мариенбурга в Велиуону спешно прискакал великий магистр ордена и попытался заставить чужеземных рыцарей снова пойти в Жемайтию. Но чужеземцы сами едва не восстали против ордена и все через Пруссию отправились домой.

Недобрые вести приходили в Велиуону из Жемайтии. Великий магистр ордена ежедневно узнавал о восстании все новых областей Жемайтии, об осаде и взятии все новых и новых замков ордена. Наконец, когда опасность стала угрожать и самой Велиуоне, он возвратился в Мариенбург.

У ордена долго не было никаких вестей от комтура Германа и рыцаря Греже, которые по приказу князя Витаутаса «охраняли» один Новое Гродно, другой — Меттенбург. Наконец пришла весть и из этих замков. Принес ее сам комтур Герман.

— Милосердный господи боже, комтур Герман, а где твои хоругви, где твои рыцари, кнехты… пушки, тараны?.. — с такими словами удивления встретил его великий магистр ордена Конрад Валленрод.

— Благородный брат магистр, милосердный господь на сей раз был немилостив к нам и за грехи наши заставил нас испить эту горькую чашу до дна: мои пушки, хоругви, мои верные братья рыцари и кнехты — все остались в плену у князя Витаутаса, а рыцарь Греже перешел на его сторону!..

— Рыцарь Греже?! — всплеснул руками великий магистр ордена и опустил голову.

— Да, брат магистр, рыцарь Греже предал нас, — подтвердил комтур Герман и тоже опустил голову.

— И вы не пронзили его мечом?! — испепеляя комтура злым взглядом, спросил маршалок ордена Энгельгард Рабе.

— Значит, он остался жив? — загорелся яростью граф фон Плауэн.