Когда я сказал ему, что ищу мистера Кэгмена, он неохотно высвободил палец.
— По какому делу?
— По чисто личному.
Он уставился на меня в упор.
— Мистер Кэгмен не принимает коммивояжеров, с которыми не договаривался заранее.
— Я похож на коммивояжера?
— Хм, нет. Скорее на легавого.
— Короче. Я только хочу с ним поговорить.
— Ясно только к нему нельзя, пока не скажете в чем дело. Так мне велено, парень.
— Возьмите телефон и позвоните Ирме. Мы с ней хорошие знакомые. А Кэгмен знает, что я здесь. Он ждет меня.
— Фамилия, приятель?
— Мак Грэг.
— Сядьте вон там, — сказал он, показывая на одно из кресел.
Я посмотрел на них и решил, что лучше постою. Из них могло что-нибудь вылезти и покусать меня.
Портье повернулся к маленькому коммутатору послать весть, что Мак Грэг прибыл. Выслушав ответ, он осклабился.
— Мистер Кэгмен говорит, чтобы вы шли к нему в кабинет.
— У вас тут замечательная система безопасности, — сказал я, проходя мимо него.
— По коридору, в конце холла, мистер Мак Грэг.
Он снова взялся за свою газету.
Я постучал в дверь и чей-то голос крикнул: «Войдите». В маленькой комнате стоял шкаф, кресло из потрескавшейся кожи и стол, заваленный всяким барахлом.
Кэгмен оказался невысоким человеком с красным лицом и толстой шеей. Нечесаные седенькие волосы свисали ему на уши. На нем был пиджак шоколадного цвета, желтовато-коричневые брюки и резиновые сапоги. Из угла рта у него торчала погасшая сигара.
— Вы Мак Грэг?
Я кивнул.
— Какие у вас претензии?
— Никаких.
— Выкладывайте. У вас что-то на уме, так что выкладывайте. Вы явились в мотель, принадлежащий мне.
Он похлопал себя по животу.
— Кто приезжает в мой мотель или подчиняется правилам, или не получает комнаты. «Ручей» — мой отель. Если вы хотите в нем остановиться, вы должны записаться, как все остальные. Таков порядок. Исключений мы ни для кого не делаем. Вы хотели со мной поговорить. Если насчет регистрации, то забудьте об этом. Все-таки, что у вас на уме?
— Довольно странный порядок — требовать водительские права и номер машины, а? Не думаю, чтобы в нашей стране это было принято.
— Принято! Наплевать мне на это! Все дело в том, где вы сидите. Если бы вы сидели здесь на этом месте, выдавая гостям одеяла, простыни, телевизоры и все остальное, вы бы считали, что записывать номера водительских прав это отличная мысль. Знаете, как сейчас крадут? Знаете, что способны спереть эти ублюдки? Полотенца, покрывала, одеяла — это что! Одного сукина сына я накрыл, когда он привязывал к крыше своей машины кровать. Ну, поверили бы вы в такое?
— Нет, — поспешно сказал я.
— Я вам говорю. Но я его мерзавца поймал и дал ему взбучку. А теперь вот вы. Не хочется вам показывать свои водительские права. Видно, у вас есть на это причины. Но в это я нос не сую. Поступайте, как вам нравится. Я поступаю так, как лучше будет мне.
Он весело рассмеялся, а потом выражение его лица неожиданно изменилось.
— Вы хотели со мной поговорить? О чем? В чем дело? Насчет регистрации — это просто трепотня, на этом меня не купишь. Что у вас на уме?
Я показал ему лицензию и сказал:
— Я кое-кого разыскиваю.
Он тщательно изучил лицензию, потом посмотрел на меня.
— А что у меня с этим общего? — сказал он вызывающе.
— Ничего. Просто послушайте, если у вас есть время.
— Ладно, давайте. Но записаться-то вы почему не хотите, черт побери?
Со временем приобретаешь опыт в обращении со всякими типами. Этот был из тех, которые всегда ждут удобного случая и умеют в него вцепиться. В мотеле у него есть Ирма, предлагающая себя и свои прелести. В «Охотничьем домике» — телохранитель, ковыряющий в носу. С самим Кэгменом они составляли не самую лучшую троицу.
Я должен был говорить поубедительней, если хотел чего-нибудь добиться.
— Я ищу жену одного человека. Она сбежала с парнем, и он хочет вернуть ее обратно. Он думает, что она свихнулась. Сами знаете, когда женщине сорок, она начинает думать о своей жизни и часто приходит к заключению, что ничего от нее не получила. Начинается меланхолия, слезы, претензии к мужу. Тот ведет ее к психиатру, врач выслушивает ее жалобы, советует немного похудеть и посвятить себя искусству, танцам, чему-нибудь, что может ее занять. Дамочка двадцать лет, назад хотела стать балериной и теперь решила записаться в танцевальную школу, чтобы стать сорокалетней балериной. И здесь-то все начинается. Танцмейстер, некто Альфредо, один, из этих красавчиков, итальянцев с длинными волосами, холостяк, двадцать три года и никакого желания оставаться танцмейстером всю жизнь. Он честолюбив, хочет иметь собственную студию и знает, что не будет ее иметь, если будет учить баб только танцам. Он ждет свой шанс. И он появляется — наша дамочка. Они быстро спелись. Как-то вечером она пригласила его в шикарный бар. Он позаботился, чтобы дамочка перебрала и вскоре они уже резвились в постели.
— Старая шкура, — отозвался Кэгмен и закурил сигарету. — Самое интересное — как об этом дознался муж.
— Вы не поверите.
Он задымил сигаретой.
— Чего я только не слышал. Вы не расскажите ничего нового.
Я продолжал: