Перерождение

Предупреждение было напрасным, это выяснилось уже у последнего поворота над Верхним полем. За деревьями показалась Стена — мостки пустовали, ни одного Охранника не просматривалось. За открытыми воротами царило зловещее безмолвие.

В Колонии не было ни души.

Друзья обнаружили всего два трупа.

Первый принадлежал Глории Патал, которая повесилась в Большой комнате Инкубатора среди опустевших кроваток и колыбелей. Глория поставила у двери самую высокую стремянку и прикрепила веревку к потолочной балке. Теперь стремянка лежала на полу, словно безмолвный свидетель страшной минуты, когда Глория, надев на шею петлю, выбила лестницу у себя из-под ног.

Второй труп принадлежал Тетушке. Питер нашел ее за домом, сидящей на кухонном стуле. Он взял ее за руку: надо же, какая холодная, неподвижная, окоченевшая… Питер сразу понял: она умерла несколько месяцев назад, хотя ее внешность почти не изменилась. Голова чуть наклонена на бок, лицо безмятежное — казалось, она спокойно спит. Питер знал, когда стемнело, Тетушка вышла на улицу, а прожекторы не зажглись… Да, она специально вынесла стул из дома, чтобы посмотреть на звезды.

— Питер… — Алиша потрепала его по плечу. — Питер, что будем делать дальше?

Он скрючился возле Тетушки и, только подняв глаза, понял, что плачет. Рядом с Алишей молча стояли остальные.

— Нужно похоронить Тетушку. Здесь, прямо за домом, в саду.

— Обязательно похороним, — мягко сказала Алиша. — Но я спрашивала о прожекторах. Скоро стемнеет. Может, включим? Майкл говорит, заряда хватит.

Питер посмотрел на Майкла, и тот кивнул.

— Тогда включим.

Друзья закрыли ворота и собрались в Солнечном центре. Все, кроме Майкла, который вернулся в Щитовую. Сумерки только сгущались, и небо напоминало кровавое море. Птицы не пели — казалось, даже природа застыла в ожидании. Прожекторы включились, залив все вокруг ослепительно ярким светом.

— Ну вот, сегодня можно спать спокойно, — объявил подоспевший Майкл.

Питер кивнул. Как и остальные, он думал о том, что не решался выразить словами: еще одна ночь — и прожекторы Первой горной колонии погаснут навсегда.

— Что теперь? — спросила Алиша.

В тишине Питер чувствовал присутствие каждого из друзей. Вот Алиша, без мужества которой он не ступил бы и шагу. Вот Майкл, поджарый, повзрослевший, уже не мальчик, а мужчина. Вот Грир, мудрый и надежный, как настоящий солдат. Вот Эми… Питер думал обо всем увиденном, обо всех ушедших, и о знакомых, и о чужих… Ответ пришел сам.

— Теперь мы пойдем на войну.

74

В предрассветный час Эми тайком выбралась из дома. Дом принадлежал старухе, которую звали Тетушкой. Тетушка умерла, и они похоронили ее в саду, где она сидела перед смертью, завернувшись в покрывало. На грудь ей Питер положил старую фотографию из спальни. Земля была твердой, как камень, могилу рыли несколько часов, а закончив, решили заночевать в Тетушкином доме. «Почему бы и нет?» — сказал Питер. Эми знала: у него есть собственный дом, но возвращаться туда он совсем не хотел.

Питер почти всю ночь просидел на кухне за Тетушкиным дневником. Щурясь на свет лампы, он переворачивал страницы, исписанные бисерным почерком, а рядом в чашке остывал забытый чай.

Сейчас заснул и Питер, и Майкл, и Грир, которого в полночь сменила на мостках Алиша. Эми вышла на крыльцо и аккуратно притворила за собой дверь. Высохшую землю устилал ковер сосновых иголок — так приятно бежать босиком! Эми без труда нашла туннель под силовой магистралью, подняла крышку люка и влезла внутрь.

Эми кое-что поняла. Поняла, что чувствует его уже много дней, месяцев, лет. Он был с ней с самого начала: и в «Милагро», и когда она разучилась говорить, и когда видела корабль, и задолго до этого. Он… Тот, который не покидал ее ни на минуту, который преданно следовал за ней, который жил в ее сердце. Ее печаль была и его печалью: он тоже по ней тосковал.

Они всегда возвращаются домой, а дом Эми был везде и повсюду.

Эми выбралась из туннеля. Еще немного, и начнет светать — небо уже побледнело, мрак рассеивался, словно дымка. Эми отошла подальше от Стены в мескитовую рощицу, закрыла глаза и мысленно позвала: «Приди ко мне! Приди ко мне!»

Тишина и безмолвие.

«Приди ко мне! Приди ко мне! Приди ко мне!»

Наконец она почувствовала шорох. Не услышала, а именно почувствовала: легчайший ветерок ласкал ее ладони, шею, щеки, кончики ресниц, каждую клеточку ее души и тела. «Эми!» — выдохнул ветерок.

«Я знаю, что ты был со мной! — зарыдала Эми, и его сердце тоже зарыдало, потому что в глазах давно не осталось слез. — Знаю, что ты был рядом!»

«Эми, Эми, Эми…»

Когда Эми открыла глаза, он сидел перед ней на корточках. Она шагнула к нему, провела ладошкой по щекам, где должны были блестеть слезы, и прижала к себе. Чем крепче обнимала, тем явственнее чувствовала в себе его душу, которая ощущалась иначе, чем остальные, потому что его душа давно стала частью ее души. Воспоминания хлынули рекой — о затерянном в снегу доме, о ярких огнях карусели, о том, как он держал ее за руку, когда они вместе взлетали к темнеющему вечернему небу…

«Я знаю, я всегда знала, что ты меня любил!»