Перерождение

Женщина засмеялась — выщипанные брови взлетели ко лбу, а неумело нарумяненные щеки порозовели.

— Разумеется, это твой папа! Слепому видно, можно даже не объяснять! — Она ткнула мужа в бок. — Настоящая красавица, правда, Эрл?

— Точно, — кивнул муж.

— Деточка, как тебя зовут?

— Эми.

Женщина подняла глаза на Уолгаста.

— У меня есть племянница ее возраста, но обаяния Эми у нее и в помине нет. У вас замечательная дочка!

Потрясенный новыми ощущениями, Уолгаст даже ответить не смог. Казалось, он по-прежнему на «Осьминоге», а тело и сознание вдруг стали неподъемно тяжелыми. А если Дойл наблюдает за ними из толпы? Впрочем, какая разница, пусть наблюдает!

— Мы едем в Колорадо, — добавила Эми, заговорщицки сжав руку Уолгаста. — В гости к бабушке!

— Неужели? Твоя бабушка наверняка ждет не дождется такую внучку, как ты!

— Она болеет, мы отвезем ее к доктору!

На лице женщины отразилось искреннее сочувствие.

— Ох, надеюсь, ничего серьезного, — сказала она Уолгасту. — Мы с мужем будем за вас молиться!

— Спасибо, — выдавил Брэд.

На «Осьминоге» они прокатились еще трижды, а потом решили поужинать. Дойл в толпе не мелькал: либо он следовал за ними незаметно, проявляя чудеса профессионализма, либо нашел занятие поинтереснее. Молоденьких красоток на ярмарке хватало с избытком, и Уолгаст решил, что напарник на кого-то отвлекся.

Брэд купил Эми хот-дог, усадил за стол для пикника и стал смотреть, как она ест. Девочка откусила раз, другой, третий — и хот-дога как не бывало. Уолгаст тут же купил ей второй, а когда Эми расправилась и с ним, — пирог с джемом, обсыпанный сахарной пудрой, и упаковку молока. Еда, конечно, не самая здоровая, но пусть хоть молоко попьет.

— Ну, куда дальше? — спросил Уолгаст. Щеки Эми местами лоснились от жира, местами белели от сахарной пудры. Девочка хотела вытереть их рукой, но Брэд вовремя протянул ей салфетку. — Вот, возьми!

— На карусель! — ответила Эми.

— Карусель? После «Осьминога» скучно не покажется?

— Здесь есть карусель?

— Наверняка!

«Карусель, — подумал Уолгаст, — да, понятно».

«Осьминог» предназначался взрослой Эми, которая умела молчать часами и без запинки врать женщине из очереди, а карусель — малышке, которой Эми была на самом деле. Волшебная атмосфера ярмарки, яркие огни и четыре катания на «Осьминоге» сделали свое дело — Брэда так и подмывало расспросить девочку обо всем. Кто она? Откуда? Где ее мама? А папа? Как она познакомилась с Лейси? Что стряслось в зоопарке? «Кто ты, Эми? Что привело тебя сюда, ко мне? Как ты догадалась, что мне страшно?» Когда девочка взяла его за руку, Уолгаст почувствовал, как от пальцев по всему телу пробежал легкий, бодрящий ток. Впереди мелькнула карусель с ярко раскрашенными лошадками, и радость Эми неведомым образом передалась Брэду.

«Лайла, вот о чем я мечтал! Понимала ли ты? Я мечтал лишь об этом».

Уолгаст вручил контролеру билеты, и Эми выбрала белого коня липицианской породы, который застыл в прыжке, обнажив керамические зубы. Перевалило за девять, и желающих покататься на лошадках почти не осталось: малышей уже увели домой.

— Встань рядом! — скомандовала Эми.

Уолгаст послушался: одной рукой взялся за шест, другой — за уздечку скакуна, словно вел его по кругу. Ножки Эми не доставали до стремян, и Брэд велел ей крепко держаться.

Тут он заметил Дойла. Напарник стоял футах в ста от карусели у брикетов сена, обозначавших вход в пивную, и беседовал с молодой обладательницей длинных рыжих волос. Дойл о чем-то оживленно говорил и жестикулировал то ли для пущей убедительности, то ли чтобы выделить ключевые слова. Он снова вжился в роль торгового представителя индианапольской фирмы по производству оптоволоконной техники и плел небылицы не хуже, чем Эми, которая полчаса назад бойко врала про больную бабушку из Колорадо. Уолгаст понял, ничего сложного тут нет: начинаешь рассказывать о себе, быстро съезжаешь на голимую ложь и становишься героем собственной байки.

Деревянный пол дрогнул, из динамиков полилась музыка, и карусель закружилась. Собеседница Дойла захохотала, запрокинув голову, а потом легонько коснулась его плеча. «Кокетка, причем опытная», — про себя заметил Уолгаст. Тут белый конь «поскакал» по кругу, и сладкая парочка исчезла из виду.

Внезапно все остальные мысли заслонила одна, обозначившаяся с необыкновенной четкостью. «Беги! Бери Эми и беги! Дойл отвлекся, потерял счет времени. Беги! Спасай ее!»