Перерождение

Однажды при перелете из Таллахасси самолет Уолгаста обогнул огромный грозовой фронт, центр которого ярко, как рождественский вертеп, озаряли зигзаги молнии. Дело было сентябрьской ночью над какой-то пологой пустошью – Оклахомой, Канзасом или чуть западнее. В салоне погасили свет, и почти все пассажиры спали, включая Дойла, который сидел рядом с Брэдом, подоткнув подушку под небритую щеку. Целых двадцать минут самолет двигался по самому краю грозы, но при этом ни разу не дернулся. Никогда в жизни Уолгаст не видел ничего подобного, не ощущал, сколь безгранична сила природы. Судя по яркости молний, внутри фронта происходили электрические разряды колоссальной мощности, а Брэд в тридцати тысячах футов над землей смотрел как будто не в иллюминатор, а на экран телевизора, где мелькали кадры немого фильма. Он ждал, что вот-вот раздастся тягучий голос пилота, который скажет что-нибудь про погоду, дабы пассажиры оценили всю серьезность момента, но переговорное устройство так и не включилось. Сорок минут спустя самолет совершил посадку в Денвере, и своими переживаниями Уолгаст не поделился ни с кем, даже с Дойлом. Сейчас ему захотелось позвонить Лайле, поговорить с ней. Желание было необычайно острым и отчетливым, поэтому Брэд не сразу осознал его нелепость и сообразил: в нем снова «включилась машина времени». «Машину времени» придумала семейный психолог, Лайлина коллега, у которой они пару раз консультировались. Брэд без труда вспомнил женщину с длинными седыми волосами (а ведь она едва разменяла четвертый десяток!) и огромными глазами, неизменно влажными от слез сочувствия. В начале каждого сеанса она скидывала туфли и забиралась в кресло с ногами, словно вожатая в летнем лагере, которая собирается затянуть песню. Говорила она тихо, и Брэду приходилось напряженно вслушиваться в ее слова. Не повышая голоса психолог периодически объясняла, что сознание способно на неприятные шутки и фокусы, причем не запугивала, а просто констатировала факт. Они с Лайлой могут куда-нибудь поехать и увидеть нечто, ассоциирующееся с прошлым. Например, во время шопинга могут неожиданно обнаружить подгузники в тележке с покупками или пройти на цыпочках мимо детской, словно там спит Ева. Психолог предупреждала: такие моменты весьма болезненны, потому что заставляют заново пережить трагедию, но с каждым месяцем их будет все меньше и меньше.

Поразительно, но Уолгасту подобные моменты мучительными не казались. Они возникали то и дело, хотя прошло уже три года, и Брэд нисколько не возражал, скорее наоборот, считал неожиданными подарками сознания. А вот Лайла воспринимала их иначе.

– Агент Уолгаст?

Брэд повернулся на голос. Простой серый костюм, недорогие, но удобные полуботинки на шнуровке, неброский галстук – Уолгаст будто в зеркало смотрел, а вот лицо было незнакомым.

Брэд встал и предъявил удостоверение.

– Да, это я.

– Специальный агент Уильямс, хьюстонское отделение. – Они обменялись рукопожатиями. – Боюсь, в Денвер вы не полетите. У терминала ждет машина.

– У вас есть соответствующее распоряжение?

Уильямс достал из кармана конверт.

– Вот, речь, вероятно, об этом.

В конверте лежало факсимильное сообщение. Брэд сел, внимательно прочел его, потом еще раз. За этим и застал его Дойл, когда вернулся с бумажным пакетом из «Тако Белл», потягивая кока-колу через соломинку.

Уолгаст взглянул на Уильямса.

– Агент, вы не оставите нас на минутку?

– В чем дело? – тихо спросил Дойл. – Что-то не так?

Уолгаст покачал головой и вручил ему факс.

– Господи! Это не заключенный…

4

Сестра Лейси Антуанетт Кудото не знала, что хочет Бог, но не сомневалась: что-то он хочет.

Сколько она себя помнила, мир всегда говорил с ней шепотом – шелестом пальмовых листьев на океанском ветру у родной деревни, журчанием прохладного ручейка среди скал за отчим домом и даже беспокойными звуками мира людей с их станками и моторами. Еще малышкой, лет в шесть-семь, она спросила сестру Маргарет, заведовавшую католической школой в Порте-Локо, чей это шепот. «Ну и вопрос, Лейси Антуанетт! – засмеялась монахиня. – Неужели сама не знаешь? Это же глас Господа!»