Лежит она, сопит в две дырки. Ручки эти свои шаловливые под щекой сложила, коленки согнула – ну чисто, мать его, нежный беззащитный котеночек, прям обнять и плакать! А на деле же – бес, ну самая что ни на есть чертяка! Довела сегодня аж до багровой пелены перед глазами, когда увидел ее под этим недопеском. Взобрался долбоклюй на нее, прижался, а она и рада, ерзает, задницей об него трется! Тренируются они, как же! Придурок ей чуть весь затылок слюной не закапал. Прямо руки свело от желания шею свернуть как цыпленку. И нет бы эта заразина глазки в пол и «Прости, я виновата, мой альфа, готова встать на колени и заслужить твое прощение». Что ты, это же не боевой пупс будет! Глазищи наглые прищурила, кулаки стиснула и давай свою правоту доказывать. А мне эта правота ее куда упиралась, когда в башке еще гранаты бахают и в кишках точно кислота жжет? Как все это дерьмо понеслось карьером по наклонной и докатилось до гребаного ультиматума о моногамии и кулака мне в челюсть? Хрен с ним, с этим хуком, но она права на меня предъявлять вздумала, мелкая гадость. На меня! И у меня, бля, от этого встал так, что в голове помутилось. То есть моему придурковатому члену внезапно до одинокой, блин, слезы понравилась мысль посещать отныне только одну кондитерскую, тогда как у него есть все разнообразие сладостей мира! Еще такого не бывало! И вообще, с каких это пор он мне указчик…
– Первую конную ей распусти! – фыркнул себе под нос, входя в крутой поворот. – Поняха выносливая… – фырканье переросло в идиотские смешки, – кобылы длинноногие, долбаный всадник Апокалипсиса, – чувствуя, что уже откровенно начинаю ржать, аки тот конь, нажал на тормоза, – единственная коняшка… Единственная, мать его за ногу!