20 лет, лежа на щите, прожила Мария Сергеевна. Поседела. Подсядешь к ней поближе, чтобы поговорить по душам, и видишь, что волосы у нее – тоненькие-тоненькие серебряные нити, а светло-голубые глаза – бесхитростно-добрые. Разговор с ней был всегда тихий, ей можно было сказать все, как другу, и почерпнуть из ее мудрости и доброты.
Страдая сама, она постоянно заботилась о многих людях. К ней приходили, ей звонили, приводили детей. Она была источником жизнелюбия и доброжелательности. Когда-то она вместе с моей мамой окончила Герценовский педагогический институт и была очень образованным человеком, это и делало ее полезной другим. Только частенько, неудачно подвинувшись, она неожиданно вскрикивала от боли и замирала, пережидая её и вытирая невольные слезы. При этом она старалась, чтобы этого не заметили сидевшие рядом, чтобы не огорчить их и не вызвать жалость к себе. Для нее ленинградская блокада не закончилась. Глядя на нее и чувствуя, как сжимается сердце, я спрашивал себя: если есть Бог, почему он обрекает на мучения самых лучших в жизни – почти святых?!
В 1964 г. мой отец, знавший их учительскую одиссею в годы войны и после нее, написал письмо в газету «Смена». Оно было напечатано. Откликнулись десятки родителей и их детей, ставших взрослыми. Приходили с внуками, с цветами в руках, с подарками. Отец не успокоился и выхлопотал им через горисполком 3-комнатную квартиру на Кубинской улице. К этому времени Мариичка вышла замуж, родила дочку Танечку.
Ленточки жизни развевались недолго: сначала умерла бабушка Лиза, в 1971 г. – Мария Сергеевна, а в 1988 г. – и Мариичка. Потомство их живет, храня память о высокой культуре, интеллигентности, бескорыстии и самоотверженности, которые не смогли изменить никакие беды и время.
Когда мне бывает трудно, я мысленно возвращаюсь к ней, моей тете Машеньке, и, окрепнув, вновь впрягаюсь в свою врачебную лямку. Когда возникают иллюзии и соблазны, я вновь возвращаюсь к ней, и становится ясно, что это – ложные горы и ложное счастье, а мы с ней хорошо знали, какими бывают настоящие человеческие ценности.
Приспособленцы и паразиты были всегда, особенно много их сейчас, когда большинству людей плохо. Эти не станут спасать голодных детей, им бы только себя спасти. И, как правило, преуспевают в этом. Поганки растут быстрее благородных грибов. Чем примитивнее организация, чем больше она ориентирована на потребление, тем экспансивнее ее рост. В этом преимущество паразитов, они свободны от созидания. Это показал фашизм, это в наши дни демонстрируют «новые русские» – новая разновидность паразитов и их власть.
Что такое коммунист? Это человек, которому мало жить только для себя. Для этого необязательно быть членом партии. Беспартийная учительница Алексеева-Фельснер – коммунист в чистом виде, куда более чистом, чем члены Политбюро «ленинской» КПСС.
Ноябрь. Поездка в Ленинград. Среди дел – посещение ЦК РКРП. Площадь Пролетарской диктатуры. Высокое здание. При входе – обогрев. Двери закрываются по фотоэлементу. Портье. Зал. Прекрасные витрины с хрусталем… Недоумеваю: туда ли я попал? Оказывается, ЦК наверху. И меня любезно туда провожают. Когда-то здесь все это здание было Домом политического просвещения, а теперь внизу шикарный офис богатой компании.
Наверху несколько комнат, больших, с высокими потолками – это ЦК. Штаб партии. Везде люди. Постоянное общение, конкретная работа. Постоянные сотрудники. Редакция газеты «Вечерний Ленинград». В одежде те, кто пришел с временным делом. Прохожу в кабинет к Виктору Аркадьевичу Тюлькину (сначала доложили). Он – за широким столом. Здороваемся за руку. За столом – знамя партии. Шкафы с книгами. Вдоль кабинета – длинный стол. За ним – три товарища: лидеры партии, один из них – первый секретарь Ленинградского обкома РКРП Терентьев. Здороваемся. Вежливо просят подождать. Тюлькин ведет меня в комнату редакции рядом и предлагает посидеть. Это полезно, так как я смогу увидеть, как работает редактор, как он обсуждает статьи с авторами (в частности, об отношении к работе Сталина «Головокружение от успехов»), как работает комплектовщик газетной продукции. Радуют тишина, порядок, такт.