Перерыв на жизнь

— Я прям хочу. Давно не ела. — Катерина кладет себе на тарелку несколько кусочков. — Дима, хочешь попробовать?

— Только чтобы тебе этой гадости меньше досталось.

— Дима, только мы с тобой вино будем сегодня пить, да? Девочкам нельзя.

— Не вижу в паре глотков вина ничего зазорного, но сегодня не хочу, — отказывается Алёна.

— А меня воротит от спиртного, — отвечает Катя.

— А мне после сала с чесноком вино пить не комильфо. После сала водочки бы...

— Наконец-то Буржуа дело говорит, а то мы с Ванькой как две сиротки со своими рюмками. Петровна, подай еще одну, —

велит Гергердт мимо проходящей домработнице.

Петровна достает из шкафа хрустальную рюмку.

— Соколик, а что это у вас там в сковородке было, я ее еле отмыла? — спрашивает тихо, но так чтобы все слышали.

— Где?

— На плите.

— Петровна, наверное, это был тефлон, — смеется над ней Гера.

— Чего? — хмурится она.

Он в ответ морщится, небрежно отмахиваясь от старухи:

— Иди, Петровна, иди,

Крапивин качает головой и усмехается:

— Петровна — это призрак анархизма у вас в доме.

— Ага, и коммунизма, — подтверждает Артём.

— Садизма…

— Мазохизма, — добавляет Иван к сказанному женой.

— Атеизма, — подхватывает цепочку Рада.

Катя, смеясь, добавляет:

— Пофигизма!

— Спасибо, голубчики, хоть не алкоголизма. Все, почапала я домой, Артём Андреевич.

— Петровна! Ноги не застуди, а то голова будет болеть! — звонко кричит Юлька, соскакивает со стула и бежит следом за

домработницей.

— Не переживай, дочура, ей не страшно, у нее голова и так больная.

— Катюха, а ты чего это сегодня такая послушная? Дима, ты что с моей сестрой сделал?

— Ничего особенного из ряда вон выходящего, я просто ремнем ее порю каждый день и матом ругаюсь.

— Да-да, все так и есть, — шутит Катерина, сверкая глазами. — Дима всегда прав. Все будет, как скажет Дима.

— Бог мой, Катя, у тебя температура?

— Нет, просто у нее нет машины. Я ключи отобрал, теперь она ездит только со мной или с водителем.

— А взгляд-то какой хитрый. Не верь ей, Крапивин, она уже на тебя верхом села и ноги свесила.

— А ты, Ваня, за мои плечи не переживай, они у меня широкие, крепкие — я выдержу. Удобно тебе там? — бросает взгляд на

жену, а та обнимает его, притискиваясь поближе.

— О, да-а-а-а… Это прям мое место, там все по мне, я отсюда никогда не слезу. — Щупает бицепсы, гладит плечи.

— Да ты прям на колени уже к нему залезь, чтобы он ни поесть сегодня, ни попить не смог. Мы даже это дурным тоном не

посчитаем, простим вам молодоженам эти щенячьи нежности.

— Ладно уж, — строит Гере гримаску в ответ на его реплику, — потерплю до дома.

Через некоторое время Юляша заходит в столовую, деловито прижимая к уху сотовый.

— Артём, она с твоим телефоном между прочим, — предупреждает Рада. — И она, по-моему, разговаривает не сама с

собой.

А Юлька хохочет в трубку:

— Чего делают? Голубчики водочку бухают! — и убегает.

Артём выскакивает из-за стола, окликая дочь:

— А-ну стоять, малявка! Юля!

Он настигает проказницу в гостиной. Девочка огибает кадку с цветами, вереща запрыгивает на диван. Бежит по нему и,

запнувшись, падает в подушки.

Артём забирает у нее телефон и возвращается к гостям за стол. Смотрит исходящие звонки, проверяя, кому же все-таки

дозвонилась Юляша.

— Вот так вот, — заключает с театральным вздохом, — стоит забыть телефон на журнальном столике и конец карьере.

— Кому там Юлька позвонила? — спрашивает Иван.

— Отцу твоему, — смеется Гера. — Все, похерила дочь мою мечту о мэрском кресле, сдала с потрохами, говорит, голубчики

водку пьют. Эх, опять не пустит меня Денис Алексеевич в мэры. А ты готовься, скоро и тебя вот так будут с потрохами

сдавать. Юлька Серёжку научит. Мы все, — снова вздыхает, словно на миг задумавшись, — у кого-нибудь чему-нибудь

учимся.

— Мне кажется, это тост, — поднимает Крапивин рюмку.

— Буржуа, — насмешливо улыбается Гергердт, — вы сегодня удивительно последовательны…

fima 21.12.2015 20:58 » Эпилог

Я не признаю ликёров после обеда:

они тяжелят и скверно действуют на печень.

«Собачье сердце»

Влажная весна дышит в высокие окна. Шторы раздвинуты, солнечные лучи вырисовывают на полу узкие полосы рам. Юлька

скачет на полу как по классикам. Над ухом жужжат мультики. От этих искаженных голосов и тренькающей музыки на один лад у

Геры уже болит голова. Он берет пульт, чтобы убавить звук.

Дочь тут же реагирует возмущенным замечанием:

— Ну, папа!

— Я только звук убавлю, не протестуй. От этих придурков голова трещит.

— Папа, но я хочу немного посмотреть мультики.

— Давай порисуем лучше.

— Давай, — с удовольствием соглашается девочка.

— Тащи свой альбом.

— И фломастеры, — уточняет, по-детски коверкая произношение согласных.

— Хорошо, фломастерами.

Воодушевленная Юлька вприпрыжку бежит к себе в комнату и возвращается с толстым альбомом и пачкой цветных

фломастеров.

— Садись, — Гера усаживает дочь за маленький столик. — Рисуй кружочки.

Юля перелистывает изрисованные авторучкой и карандашами листки, выискивая чистый.

— И палки.

— Кружочки и палки. Кошечек и собачек.

— И цветочек.

— И цветочки рисуй.