- С Юрой расстались, - буркнула, собираясь побыстрее скрыться в своей комнате.
Мама лишь хмыкнула и язвительно заметила вслед:
- Меньше у подруги ночевать надо было. Вот теперь мотай сопли на кулак.
Вот и все что я услышала от казалось бы самого близкого человека.
- Сама виновата.
Как будто я не знала, что сама. Ее комментария только не хватало.
Позже я слышала бубнил еще и отец. Маме, похоже, за меня выговаривал, а она оправдывалась:
- Ей двадцать лет, что я ее привязать должна?
А потом они препирались, кому из них надо было нас воспитывать. На одной маме лишь эта ответственность лежала или же отец тоже иногда должен был отвлечься от своей службы и вспомнить, что у него есть дети.
Отец в свое оправдание предъявил, что воспитывать ему оказывается и не кого было. Вот имелся бы у него сын, тогда бы он, ого-го, еще одного Юрку вымуштровал бы, а так у него лишь два недоразумения выродились: дура набитая - двоечница ни к чему не приспособленная и распутница, на которую вся надежда оставалась. Но и я в итоге разочаровала, связалась с шантрапой. С Кириллом.
Бедный Крайнов, знал бы он как буквально ни за что склоняли его разными падежами и наречиями вдоль и поперек в тот вечер мои родители, сначала в столовой, потом в спальне.
Я все это слышала, но не высовывалась. Зачем еще и своим видом напрягать полностью разочаровавшихся в тебе родителей.
Моя обида концентрирующаяся сначала на Юрке, постепенно перекатилась на родных и близких, и всю никчемную жизнь в целом. Не поняли, недооценили, недолюбили. В минуты, когда мама с папой ругались, мне всегда хотелось убежать из дома и спрятаться. Слава богу, это случалось не часто. Однако я уже скоро год как разменяла второй десяток. У мамы в этом возрасте уже намечалась я, и она уже во всю шла по жизни самостоятельно. Может и мне пора было взрослеть и вылетать из гнезда?
Взобравшись на подоконник и спрятавшись за шторами, я набрала номер Стаса. Нет, само собой, я не собиралась улетать к нему, в его гнездо. Не звал он меня к себе никогда, да и вообще ничего совместного со мной не планировал. Ребенка разве что общего пытался сделать, но наутро одумался. Так что ни на какое убежище в его объятиях я не рассчитывала. Просто хотела поговорить. На данный момент Назаров оставался единственным человеком, которому казалось, еще было не совсем плевать на меня. Хотя он, я видела, психанул из-за моей выходки с тетрадью, но с этим разобраться не так уж и сложно — так считала я. Объясню и Стас все поймет. Может даже приедет за мной и заберет отсюда, где никто мне не рад, где я сплошное разочарование и обуза. Целых четыре дня у нас еще оставалось до его ухода. Всего четыре…
«Целых четыре дня. Я нужна ему. Он меня любит. А я его… Нам плевать на всех, и на Юрку, и на родителей, и на всех кто сомневается в нас...», - мысли крутились, а в трубке шли бесконечные гудки.
«Не слышит. Перезвонит», - с уверенностью я думала первые пять-десять минут. - «Где он? С кем?», - заволновалась через пятнадцать. А через двадцать - на мой наверное тридцатый звонок, вдруг стало занято. Сначала я обрадовалась, посчитав, что Назаров просто с кем-то разговаривает, а значит вот-вот перезвонит. Или я перезвоню…
Через полчаса бесконечного «занято» появилось нехорошее и вполне закономерное предчувствие — я в черном списке.
- Обиделся, - прошептала я огорченно себе под нос и растерянно уставилась на дорогу за окном. Вот там за поворотом мы каждый день со Стасом встречались. Почти каждый день. Сегодня — нет. Сегодня я на такси приехала к нему домой сама. Мы целовались в прихожей, а потом завтракали. Мама Назарова с утра, пред уходом на работу, для сына успела напечь блины, мы ели их макая в клубничное варенье, Стас мне размешивал ложкой в кружке чая сахар. Хмельное сладкое утро: чай, клубника в сахаре, губы Стаса измазанные в варенье и тот самый соблазнительно-сочный запретный плод, в котором я увязла, как муха в сиропе. За что и получила пощечину и сто тысяч упреков, доносящихся из соседней комнаты.
Шлюха.
Невольно вспомнился убийственный взгляд Стаса, взявшего тетрадь из моих рук. Ухмылка Кирилла. И белые листки промокшие в грязной луже…
«Неужели и Назаров теперь считает меня… такой», - наконец дошло до меня.
Я в панике набрала номер еще раз.
Занято.
С саднящим больным комком в груди я решительно отправилась к Насте, та валялась на кровати, пялясь в монитор. На экране мелькали лица анимешных человечков.
- Дай, телефон, - без объяснений потребовала я.
Сестренка безразлично бросила на край кровати сотовый.
- Позвонить надо, - запоздало пояснила я, и даже выходить не стала из комнаты, тут же по памяти набрала номер.
Гудки вызова пошли сразу. Комок в груди расширился, а к глазам подкатили слезы.
А Стас и на Настькин номер не ответил. После пары моих настойчивых звонков и на него начали отзываться лишь короткие гудки.
Я положила телефон назад на край кровати и задумчиво уставилась перед собой.
И что теперь делать?
Настька до этого, кажущаяся абсолютно равнодушной, с сочувствием спросила:
- Не берет?
- Нет, - мотнула я головой. - Блокирует.