Переселенец

Ехали уже десять дней. Поезд шел то среди темного леса, то среди гор, то мчался степью…

Не всегда Гриша был в обществе фельдшерицы Татьяны Васильевны. Она каждый день по нескольку часов проводила в переселенческих вагонах, осматривая больных. Гриша

оставался с Архипом, а иногда и совсем один.

В таких случаях санитарный вагон запирался на ключ. Одиночество не пугало Гришу. Живя у бабушки Василисы, он частенько оставался один в те дни, когда она уходила

стирать белье к железнодорожным служащим.

Как-то Гриша, оставшись один в санитарном вагоне, подставил к окну стул, вскарабкался на него и прижался лицом к стеклу. Перед глазами мелькали сугробы снега, чуть-

чуть подтаявшие сверху от дневного солнца,

желтые домики около самого полотна на переездах.

Долго Гриша не отрывался от окна, прислушивался к грохоту колес под вагонами, смотрел на мелькающие деревья, на белый снег, искрящийся на солнце. Надоело смотреть — отодвинулся от окна. В это время поезд замедлил ход. Раздался свисток.

Гриша опять приник к стеклу.

Поезд подходил к станции. Стали вырастать дома, маленькие и большие. Поезд пошел еще медленнее. Засверкал золотой купол белой церкви, а около церкви множество домов, больших и маленьких.

Поезд стал — точно врос в землю.

Гриша прижался к стеклу и носом и губами.

Зашумели, загудели голоса. Послышались детские крики. Гриша увидел кучу людей с мешками, лукошками, сундуками, двигающуюся к станции.

— Приехали! — прошептал он и облегченно вздохнул.

Слез со стула, подошел к кровати, снял с себя длинную больничную рубашку и отправился в приемную. Раскрыл шкап. Вынул из него собственную деревенскую рубашку с косым воротом, влез в нее и стал собираться в дорогу.

Первым долгом отобрал все свои маленькие вещи: вторую рубашку, штанишки, жестяную банку из-под монпасье с гремящим в ней оловянным солдатиком, с оторванной

головой, и холщевое коре кое полотенце.

Все это завязал в ситцевый пестрый платок, в который завернуты были баранки, полученные от старушки. Дальше надел на себя кофту с пунцовой заплатой на спине и под-

поясался тесемочкой. На голову нахлобучил «оказию» с бумажным цветком на верхушке.

Ленточек под подбородком не сумел завязать, закрутил их жгутиком и помазал слюной, чтобы крепче держались. Длинные рукава засучил, чтобы свободно двигать пальцами. Собравшись окончательно, Гриша внимательно осмотрел внутренность шкапа, с мыслью: «Не позабыл ли чего из своей лопоти-решил, что ничего не забыл. Баранки были

вынуты из шкапа и лежали на кровати, а так- же все мелкие вещи. Все свое было завязано в узелок, все чужое лежало на своих местах.

Гриша закрыл шкап, отряхнулся, как взаправдишний мужичок; взял подмышку узелок, повесил на другую, свободную, руку связку баранок и, кряхтя, направился к вы-

ходу. Торкнулся в дверь раз-другой, прислушался. Вторично забарабанило дверь головой» так как обе руки были заняты. Не помогало, дверь оставалась неподвижной. Перестал

стучать. Навалился на косяк спиною, уперся в пол ногами, обутыми в черные новенькие катанки, и стал ждать, когда откроют.

Прошло минут пять. Щелкнул замок снаружи, открылась дверь, и на пороге выросла фигура Татьяны Васильевны.

При ее появлении Гриша, не говоря худого слова, двинулся в открытую дверь.

— Ты куда это собрался? — впопыхах произнесла фельдшерица, схватив Гришу за плечи.

Маленький мужичок с узелком подмышкой со связкой баранок на руке, заартачился и плаксиво пробормотал:

— К ма-а-аме!

— Да ведь мы еще не приехали! — воскликнула Татьяна Васильевна, отодвигая непокорного Болдырева от дверей.

— К ма-а-амеі К ма-а-аме! — голосил Гриша.

— Рано собрался. К маме еще через четыре дня. Мама от тебя не уйдет… Раздевайся! — уговаривала плачущего мальчика фельдшерица.

Поезд тронулся. Явился и санитар Архип.

Узнал, в чем дело, и расхохотался. А потом раздел плачущего и упрямившегося Гришу, забрал все его имущество, а самого водворил на прежнее место, приговаривая:

— Хоть ты и Болдырев, и мужик исправный, самостоятельный, а подождешь, — торопиться некуда.

VI

Пришел, наконец, поезд в то место, где жили Гришины родные, на рассвете. Гриша спал крепким сном. Его разбудила Татьяна Васильевна словами:

— К маме приехали.

Деревня, в которой поселились родные мальчика, была в двадцати верстах от станции железной дороги. Сведения о выезде Гриши со станции Багдай они получили с

почтовым поездом на два дня раньше прибытия переселенческого. Встречать выехала мать. На станцию она явилась еще с вечера и до самого рассвета не сомкнула глаз.

Она застала сына в постели.

Гриша плакал и смеялся от радости. Он не посмотрел ей даже в лицо. Прижался всем телом к матери и почувствовал, что это она.

ЗАЙЧИК

Отец с матерью, бабушка и старшие братья выкапывали из земли бураки, толстые, тяжеловесные, точно налитые свинцом, а Филипп с сестрами срезывали с них листья. Выкопанные бураки складывали в кучи. Много уже

куч наложили.