Переселение душ

«Дорогой Эдвард!

Ты отказался переписываться со мной — и правильно сделал. Я-то писал тебе в ответ, но дело в том, что забывал эти письма отправлять. Ничего не сообщаю о себе. Не хочу, чтобы кто-то вмешивался в мои дела и что-то советовал, когда мне этого не требуется. Однако ты писал, что простишь меня, если я вернусь в Англию. И вот я вернулся. Мне тридцать два года, и я выбрал свой путь.

Я приобрел поместье Синден и обосновался здесь вместе с Уилмэй. Ты помнишь, что я когда-то говорил тебе в Кембридже, что знаю небольшой уголок, который хотел бы купить. Этот уголок — Синден, дом в елизаветинском стиле и участок земли приблизительно в сорок акров. Сад — просто сказка. Уилмэй и я хотим видеть тебя, просим приехать завтра же и остаться на месяц. Вспомним былые времена. И может быть, я заслужу твое прощение.

Твой Филипп Эмори.

Р. S. Уилмэй — ребенок. Ты настаиваешь, чтобы я рассказал о себе, вот и приезжай. Иначе как ты обо мне узнаешь?»

Я колебался, но предложение вспомнить старые добрые времена перевесило. Я написал Филиппу, выбранив его еще раз за редкие письма, и сообщил, что приеду завтра поездом в семь часов вечера.

* * *

Весь следующий день у меня прошел в суете, и когда вечером я добрался до нужной платформы, поезд уже ушел. Я спросил у носильщика:

— Когда будет следующий? Через полчаса?

— Через час.

Я подумал, не отложить ли поездку еще на день. Но багаж был упакован, и не было смысла возвращаться домой.

Чтобы занять время, я вышел на улицу, нашел телеграф и послал Филиппу извинений почти на десять пенсов. И вдруг мне пришло в голову, что я не купил подарка Уилмэй. Или Уилмэю?.. Филипп не уточнил, девочка это или мальчик. Но я решил, что в десятилетнем возрасте это не имеет особого значения, а потому зашел в кондитерскую и купил несколько коробок французских шоколадных конфет — вполне достаточно, чтобы доставить удовольствие юному существу по имени Уилмэй. Дети любят, когда им преподносят сласти, — тогда от взрослых, хоть какой-нибудь прок.

Филипп ждал меня на платформе станции в Эйсхерсте. Мы не виделись двенадцать лет, но я узнал его сразу. Пока слуга занимался моим багажом, мы, перебивая друг друга, засыпали друг друга вопросами, не дожидаясь ответов.

За прошедшие годы Филипп почти не изменился. Он выглядел молодо в свои тридцать два. Это был красивый человек — высокий, смуглый, атлетически сложенный. У него появилась привычка сопровождать речь жестами, чего за ним не замечалось, когда мы учились в Кембридже.

— Что ж, — заметил я, — для отца десятилетнего ребенка ты недурно сохранился.

— Да, — сказал он, — моему ребенку уже десять лет.

— Кстати, Уилмэй — мальчик или девочка?

— Девочка, конечно. Ты не знаешь даже этого?

Я возразил ему, мол, откуда я могу знать.

— Да, я должен был чаще писать и сообщать о себе. Между прочим, ты любишь детей?

— Ты напоминаешь мне одну девицу, которая как-то спросила меня, люблю ли я поэзию. Дети всякие бывают.

— Ты прав, но Уилмэй — особенная.

Его экипаж ожидал нас поблизости, хотя Синден был в десяти минутах езды от станции, и я предложил прогуляться пешком.

Небольшая липовая аллея вывела нас прямо к парадному входу. Мой багаж уже прибыл и был внесен в комнату, в которой мне предстояло жить. Слуга, распаковывавший мои вещи, извлек четыре большие коробки конфет и торжественно водрузил их на стол. Весьма выгодная покупка — со скидкой, четыре коробки всего за фунт или около того. Я выбрал лиловую коробку с нарисованным на ней позолоченным сердцем, украшенную пурпурной лентой из атласа.

— Легла ли мисс Уилмэй спать? — спросил я слугу.

— Я думаю, нет, сэр, но сейчас узнаю.

Оказалось, она еще не легла.

— В таком случае передайте эту коробку ей от мистера Дерримера, с любовью.

Я подумал, что таким образом вполне сумею завоевать расположение дочери друга. В запасе оставалось еще две коробки, дабы время от времени освежать завоеванное расположение, а одну я отложил в качестве прощального дара.

Слуга сообщил, что мисс Уилмэй благодарит меня за подарок.

Глава II