Но пока каратист никоим образом не напоминал о себе, не встречал ее на улице и не звонил по телефону. Может быть, все и обойдется. Жалобу на секцию восточных единоборств подпишет не только школа, но и Комитет, в котором работает тетя Дениса, – так что это не будет выглядеть личной инициативой Людмилы Викторовны. Ну, а что касается мелькнувших на мгновенье надежд… что ж, ей, видимо, на роду написано оставаться старой девой. Никто не собирается ее расколдовывать, и надо с этим жить. Каменное кольцо женской невостребованности – оно ведь в то же время и защищает от многих опасностей, которым подвержены красивые, любимые, пирующие на празднике жизни.
Как ни странно, Людмиле теперь частенько докучал человек, совершенно не подходящий на роль поклонника, – школьный психолог Артур Федорович. Он наведывался в класс вечером, когда ребята уже разойдутся по домам, мешал заниматься делом (вот сегодня его нет – она все тетради за неделю проверила), с неутомимым рвением расспрашивал о жизни. Его интересовало буквально все: где она была, что делала, о чем думала, с кем про что говорила. Конечно, Людмила не выдавала своих сокровенных тайн, но и совсем не отвечать было бы невежливо.
Она предпочитала держаться золотой середины. Где была? Да здесь, конечно же, в школе. Каждый день, кроме выходных, она проводит здесь: ведь у нее полная недельная загрузка. Что делала? Конечно, вела уроки. О чем думала? Да разве здесь дадут о чем-нибудь подумать, Артур Федорович, миленький! Только успевай следить за детьми, а до раздумий, как говорится, руки не доходят!
Иногда он делал ей комплименты: и такая-то она умная, и своеобразная, и уж так-то приятно с нею беседовать! Людмиле оставалось только недоумевать: неужели в моду вошли вдавленные лягушачьи лица и манера держаться синим чулком? Наверное, так и есть, ибо впервые в ее жизни один за другим появилось два мужчины, проявляющие к ней внимание.
За дверью покашляли, и немолодой, хорошо поставленный голос манерно произнес «Разрешите войти?» Значит, опять принесло Артура Федоровича. Ничего не поделаешь, как гласит французская пословица: «Когда вспоминают о солнце, видят перед собою его лучи».
- Я вам помешал? – Лицо старика изобразило озабоченность, хотя он не мог не догадываться, что мешает ей из разу в раз, с уже установившимся постоянством.
- Входите, Артур Федорович. Садитесь.
- Благодарю вас. Ну и денек, все вокруг бегают как сумасшедшие, а между тем никакой причины для беготни как будто не видно… А у вас что новенького?
- Никаких особенных новостей. Вот тетради проверяю.
- Ах эти тетради, куда от них только деться! – театрально закатил глаза психолог, сам никогда, по-видимому, не занимавшийся этим каторжным учительским трудом. – Скажите, Людмила, – а дома вы тоже их проверяете?
- Случается. Почему вы спрашиваете?
- Мне было бы очень интересно узнать, чем вы занимаетесь дома. Такая целеустремленная женщина…
- Дома, Артур Федорович, все женщины одинаковы: стирка–плита–уборка…
- Но вы ведь особенная, – возразил он, пристально глядя ей в глаза. – Вы ни на кого не похожи…
- Уверяю вас – в этом вопросе я похожа на всех и все на меня.
- Ну допустим… – Он, очевидно, понял, что разговор бессмысленно вертится вокруг собственной оси. – А теперь мне хочется попросить вас об одном маленьком одолжении…
Судя по тому, как он это сказал, было видно – ответ имеет для него особенное значение…
- Что же это такое?
- Подарите мне на память какой-нибудь сувенир! Маленькую вещицу – салфеточку там или какой бумажный цветочек…
Признаться, эта просьба Людмилу ошарашила. Она все-таки считала психолога умнее, чем он оказался на самом деле. Ну и манера ухаживать, как в слащаво-сентиментальной мыльной опере!
- Простите, я… ни салфеток не вышиваю, ни цветов из бумаги не делаю. Впрочем, если вы любите такие вещи, подойдите, пожалуйста, вон к тому шкафу. Там у нас за витриной выставка «Умелые руки»...
- Но я имел в виду другое… чтобы вы дали мне свой сувенир…
- Людмила Викторовна, к телефону! – крикнула из коридора шлепавшая тряпкой уборщица.
- Слышите, Артур Федорович, – меня зовут в учительскую…
- А вы ждете от кого-то звонка? – полюбопытствовал этот странный тип.
- Возможно, жду. Это касается только меня, – одернула его Людмила.
На самом деле ей собирались позвонить из окружного методического кабинета, но почему она должна посвящать в свои дела посторонних?
- Простите меня. Кажется, я вам докучаю…
Его лицо на секунду приняло сконфуженное выражение, но тут же вновь засияло искательной улыбкой:
- Можно подождать здесь, пока вы вернетесь?
Она пожала плечами: у него есть очень уютная комнатка на четвертом этаже, но сидеть он предпочитает здесь, в пустом классе. Что же ему все-таки надо, этому Артуру Федоровичу? Неужели вправду влюбился? Но почему тогда в нем ощущается какая-то натянутость, принужденность, словно человек сам себя заставляет…
О том, что его заставляет кто-то другой, она даже не подумала. Ей такое и в голову не могло прийти.