Переселение. Том 2

Перед рассветом они кукарекали, а он на заре возвращался от Вишневского и, следуя его примеру, спал до полудня. После выпитого вина, к которому он был непривычен, Токай больше не казался ему островом блаженных, а представлялся скорее странным, как и сам Вишневский, каким-то сумасшедшим городом.

Отойдя в Вене от общества соотечественников и оставшись один, Павел хотел поскорее соединиться с теми, кто переселяется, подобно ему, в Россию.

Он тешил себя мыслью, что он растворится среди народа, населяющего безграничные просторы России. Вишневский же уверял, что человек должен сам себе завоевать счастье, положение в обществе, богатство — так сказать, сам возложить себе на голову венец.

Исаковичу быстро надоело все это слушать, он теперь избегал Вишневского; прячась от него, садился в лодку и порой далеко уплывал вниз по реке. А под вечер купался в теплой воде к радости потешавшихся над ним жителей Токая, которые спрашивали себя, что может делать русский офицер в воде, среди лозняка, и к вящей муке агентов токайского магистрата, которые, неотступно следя за русским офицером, смотрели с берега, как он полощется в воде.

А когда Павел не ходил на реку, он, сидя на крыльце, читал, что тоже внушало удивление. Книги давал ему Вишневский. Получив их из Вены, он велел капитану их прочесть. Не с целью образовать его, а потому что сам читал плохо, чуть ли не по складам, и хотел, чтобы Павел растолковал ему их содержание. Книги присылали австрийцы, предназначались они для Санкт-Петербургской Коллегии. Переправляя их Костюрину в Киев, следовало дать какой-то отзыв. Пусть поэтому Исакович их прочтет, говорил Вишневский, и скажет, что́ написать в сопроводительном письме.

Это неожиданное поручение стало для Павла целым событием, запомнившимся ему на всю жизнь и оказавшим на него большое влияние. В прекрасно переплетенных фолиантах были сочинения знаменитых полководцев и генералов, толкующих о том, как надо выигрывать войны и побеждать в сражениях и как завоевывать страны.

То, что ему, Павлу Исаковичу, покинувшему родину и переселяющемуся в неизвестную даль человеку, который, подобно нищему, ходит по людям, надо было сейчас в Токае читать и думать, скажем, о том, как завоевывали Галлию, казалось капитану весьма диковинным. Читать, какую тактику применял шведский король в Тридцатилетней войне, и не иметь ни малейшей возможности оказать влияние на происходившие в России и во всем мире события, Исаковичу представлялось сначала достойным сожаления, потом страшным, а под конец — смешным и глупым.

Книги, кроме одной французской, были немецкие. Он вполголоса, медленно читал все подряд, даже когда не понимал.

Исакович говорил по-немецки довольно дурно, неуверенно, коверкал слова, а французский язык слышал только от взятых под Прагой пленных. О чем пишут во французской книге, которую ему дал Вишневский, он так и не понял, хотя долго рассматривал в ней чертежи. Видимо, это была биография французского генерала, имя которого Исакович прочел по слогам: Vi-com-te Tu-re-n-ne.

Но книги на немецком языке он понимал хорошо.

Больше всего ему понравились слепые глаза на скульптуре, изображавшей бюст римского полководца, которого звали Юлий Цезарь.

Павел читал о том, как Цезарь покорил Галлию.

И как он упрочил власть Рима над покоренными народами.

Наслаждался Павел и книгой, в которой Монтекукколи описывал собственные победы.

Все это было для него ново.

Внимательней всего штудировал Исакович схемы сражений, изучал он также и карты перевалов на Карпатах, имевшиеся у Вишневского. Когда все было прочитано, Вишневский поблагодарил Павла:

— При помощи ваших глаз и своих ушей я все запомнил, — сказал он и распорядился запаковать книги в сундук и отослать киевскому генерал-губернатору. — Иван Иванович Костюрин — весьма образованный человек. Для миссии в Токае он что бог на небесах. А я туда же положу бочоночек.

— Капитан, верно, полагает, — прибавил Вишневский, — что книги могут помочь выиграть сражения и стать генералом? И ошибается. Для полководца главное — покладистый характер. Генеральский чин обеспечивают связи при дворе.

И государство и слава — преходящи, вечна же — необходимость обладать ловкостью и умением угождать суверену. Будущее Исаковичей зависит от мнения, которое сложится о них у генерала Костюрина. Это добрый и веселый человек. У него красивая жена и дочь на выданье. Живет он в свое удовольствие. При случае пусть капитан ему скажет, что он, Вишневский, раздобыл эти книги специально для генерала! И для Коллегии!

Вишневский втолковывал Павлу, что они прибывают в Россию в пору великого военного перелома. Несколько молодых горячих голов в Коллегии утверждают, что конница в будущих войнах уже не сможет победить пехоту. Если только пехота не дрогнет! Например, прусская пехота при нападении конницы образует каре и открывает огонь. Причем стоит как вкопанная!

Коллегия сомневается: смогут ли русские создать пехоту, которая, образовав каре, не дрогнет? Если удастся научить этому мужиков, Россия будет способна создать бесчисленную армию.